Зря он выпил, конечно. И ведь понимал, что несёт откровенную чушь, но ему яростно хотелось унизить жену, причинить ей боль — такую же, какую испытывал он все эти дни, мучаясь от ревности. Милослава пока ничего не поняла, на ее лице выразилось такое удивление, что он рассмеялся.

— Иди сюда, дурочка, я скучал. Но это же Таман! Я б сам с ним переспал, если бы был его шабаки. Это даже не измена, это благотворительность!

Леди Оберлинг схватилась за косяк, не веря своим ушам. Что говорит этот человек? Он в своем уме? Или это испытание?

— Да не дрожи ты, глупая! — Макс встал и оторвал ее от двери. — Я клянусь, что не упрекну тебя. Он же любит тебя так, как никто и никогда не полюбит! Разве тебе не интересно, каково это — быть центром вселенной для кого-то?

В голове его кровь пульсировала так громко, что он едва слышал жену. Будь он хоть на капельку магом — сейчас бы пылали даже камни.

Милослава глубоко вздохнула, схватила старинную фарфоровую вазу и со всей силы швырнула ее на пол.

— Скотина ты, Оберлинг, — дрожащим голосом крикнула она. — Я немедленно покидаю этот дом! Так меня еще никто не оскорблял!

— Никуда ты не покидаешь, — резко ответил Максимилиан. — Я больше одну тебя никуда не отпущу.

Он сгреб ее в объятия и крепко прижал к себе. Милослава пыталась вырваться, но он был словно из стали — ей не удалось даже с места сдвинуться.

— Слушай меня, женщина, — прошептал он жене в ухо, продолжая ее прижимать к себе так крепко, что у нее начинали ныть плечи. — Если бы я хоть на минуту подумал, что ты в самом деле изменила мне, я бы тебя убил, а потом сам шагнул с башни. А может быть, просто сделал бы вид, что ничего не заметил. Потому что ты лучшее, что случилось в моей жизни. Сколько раз я говорил, что люблю тебя?

— Слишком мало, — пробормотала женщина.

— Правильно, нечего тебя баловать. Люблю тебя. Поняла? Запомнила? Потому что в следующий раз я повторю эти слова лет через десять.

Милослава уткнулась носом в его грудь. Какая разница, сколько раз он говорил эти слова, если она и так всё понимала?

Она подняла голову, заглядывая в его глаза. В них не было огня и страсти. В них была нежность. Такая всепоглощающая нежность, что леди Оберлинг снова опустила голову, пряча навернувшиеся на глаза слезы.

— Он и в самом деле великий человек. Иногда я думаю, что надо было уступить ему тебя, но я пожадничал. Ты была слишком хороша, чтобы тобой делиться.

— А теперь, значит, нехороша, — упрекнула она Макса.

— А теперь я просто старый, — ухмыльнулся муж. — Старость — она такая. Слышать твой голос порой приятнее, чем заниматься всякими глупостями.

— Ты глупец, Оберлинг, — прошептала Милослава, скользя губами по его шее. — Я люблю только тебя.

Его руки принялись уверенно расстегивать крючки на платье.

— Ты же говорил, что ты слишком стар для забав, — усмехнулась женщина, помогая ему стянуть узкие рукава.

— Неправда! Я сказал, что разговоры интереснее. Но я уже наговорился… Я скучал по тебе…

— А про дочь ты ничего не хочешь спросить? — прошептала супруга.

— Про дочь я уже прочитал в письме, — уверил ее Макс. — Потом послушаю последние новости. Жена мне интересна больше.

Милослава не возражала, напротив — стягивала с него рубашку, расстегивала пуговицы на брюках, с наслаждением проводила пальцами по жилистому телу. Его руки зарылись в ее волосы, а губы нашли пульсирующую жилку за ухом.

— Никогда больше, — бормотал Оберлинг глухо, толкая ее на диван. — Одну не отпущу. Ты моя, запомни это.

— А ты мой, — шептала женщина еле слышно. — Моя жизнь, мой выбор, мой муж.

Конец