Он смотрел на неё во все глаза. На мгновение ей показалось, что они действительно неразрывно связаны между собой, так, как, собственно, и полагается отцу и дочери.

– Бо́льшую часть того, что ты перечислила, я могу предотвратить без особых усилий, – в конце концов сказал Марш. – Ты не встретишься ни с кем из тех, кому бы могла высказать всё вышеизложенное, если я этого не захочу.

Рукоятка револьвера в ладони Кэт тем временем согрелась и ощущалась почти как часть её тела. Ей оставалось только использовать оружие по назначению. Раз! – и всё.

– Но приказ, – добавил Марш, – приказ о том, что сначала будет казнён Финниан, а только потом ты, всё равно отдам не я. Это сделает Рашель, потому что я твой отец и не могу этого сделать – вне зависимости от того, что ты скажешь или сделаешь. Вас убью не я. Вас убьёт Рашель.

Нижнюю челюсть Кэт как будто парализовало, речь давалась ей с трудом.

– Могла бы она помиловать Финниана?

– С какой стати она захочет это сделать?

– Но она могла бы?

– Сейчас она – это Академия. Она могла бы сделать многое, о чём сама ещё не подозревает.

Кэт осторожно разжала пальцы и отпустила оружие, снова прикрыла его ногой, положила руку себе на колени.

– Можно мне ещё раз поговорить с ней?

– Я боюсь, что не могу разрешить этого. – Он покачал головой.

– Не можешь разрешить?

– Нет.

Марш медленно встал, не касаясь её, и Кэт была ему за это почти благодарна. Она бы не вынесла прикосновения его руки: дочь едва выносила близость отца. Но она смотрела ему вслед, когда он направился к двери.

Марш слегка ссутулился. Может быть, он выглядел чуть старше обычного. Возможно, – всего лишь возможно, – он предвидел исход их встречи.

– Я надеюсь, мы больше не увидимся, отец, – сказала Кэт и выстрелила ему в спину на уровне сердца.

– На самом деле существует два Джима? – переспросил фавн[9] Кассиопеус, вместе с Джимом Хокинсом втаскивая в резиденцию ящики со свежими продуктами. – Как всё запутано!

Экслибр только что припарковал фургончик, на котором они регулярно привозили из Уинчкомба в долину продуктовые запасы. Машина стояла на площадке перед зданием, а Кассиопеус с Джимом перетаскивали покупки из кузова по ступенькам в вестибюль. Кассиопеус таскал тяжёлые ящики, Джим одной рукой носил пакеты. Его огнестрельная рана заживала хорошо, но он ещё не мог как следует пользоваться левой рукой. Под рубашкой его плечо по-прежнему было забинтовано.

– «Остров Сокровищ» написал Роберт Льюис Стивенсон, – сказал Джим, – но в предисловии он уточнил, что о событиях на острове рассказывает сам Джим Хокинс, будучи уже в преклонном возрасте. Получается, что в книге есть два Джима: Джим-мальчик, отправившийся за приключениями вместе с пиратами, то есть я, и Джим-старик, описывающий свои приключения в молодости. Интересно, что было бы, если бы из книги выпал не только я, но и старый Джим и мы бы встретились?

Кассиопеус поставил на плиты холла ящик с молочными бутылками; бутылки звякнули. Его светло-коричневая шерсть свалялась, оба копыта всегда были в засохшей грязи, потому что он предпочитал проводить время под открытым небом, а не в залах и коридорах просторного помещичьего дома. Молодой фавн с повадками сорвиголовы с некоторых пор заплетал свою козлиную бороду в две косички. По секрету он сообщил Джиму, что это нравилось одной симпатичной экслибре, которой он строил глазки, когда они красили фасад резиденции. На его месте Джим скорее задался бы вопросом, не пора ли фавну, с его далеко идущими намерениями, начать носить штаны.

– Насколько я понимаю, – сказал Кассиопеус, когда они затаскивали по ступенькам следующую порцию продуктов, – вы – ты и старый Джим – два экслибра сами по себе.

– И всё равно получается, мы – один и тот же человек в двух телах. Ты когда-нибудь слышал, чтобы в мире происходило что-нибудь подобное?

– Чтобы рассказчик от первого лица встретился с самим собой, о котором он рассказывает? – Кассиопеус захихикал; к его смеху примешивалось козлиное блеяние. – Нет, такого я ещё не встречал. Но гетто переполнены, и я могу представить себе, что такое, наверное, уже случалось, и не раз.

– Странно представлять себе, что можешь встретиться с самим собой.

– Это же интересно.

– Ты, что ли, хочешь знать, как будешь выглядеть в семьдесят лет?

Кассиопеус снова рассмеялся:

– Фавн спокойно может прожить триста лет! Я сомневаюсь, что мой облик в семьдесят лет будет сильно отличаться от того, как я выгляжу сейчас. Ну, может быть, отращу пузцо – на хорошем вине, которое мы обнаружили в погребе, и приличной закуске. Скорее всего, рога вырастут длиннее, чем сейчас. И пожалуй, всё. Триста лет! – Глаза фавна зажглись красным огнём, как будто в их глубине появился источник света. – И я публично заявляю, что до тех пор собираюсь учинить массу беспорядков, опустошить множество бочонков вина и лишить сна порядочное количество очаровательных барышень!

Его козлиный смех был заразителен. Джим не мог не рассмеяться за компанию с Кассиопеусом, хотя вообще-то веселиться ему совсем не хотелось. Однако болтовня фавна была способна хотя бы ненадолго отвлечь его от беспокойства за Фурию, Кэт и Финниана.

С тех пор как Кэт и Финниана схватили, в резиденции велись горячие споры о том, не лучше ли уйти отсюда. Некоторые предлагали вместе поискать новое убежище, другие хотели вообще распустить группу Сопротивления и поодиночке разойтись кто куда. Количество желающих остаться и подождать уменьшалось с каждым часом. Если пропавшие без вести не обнаружатся в ближайшее время, экслибров будет сложно удержать. Они потеряли своих предводителей Пака и Ариэля, теперь с ними нет Фурии, Кэт и Финниана. И от Изиды и Дункана не было вестей.

В настоящее время Корнелиус Кирисс, бывший бургомистр Либрополиса, делал всё возможное для того, чтобы поддерживать хотя бы относительный порядок в резиденции. Корнелиус занимался текущими проблемами, давал советы, утешал и ободрял окружающих. Он прекрасно ладил с приёмным отцом Изиды Целестином, так же хорошо общался с Пипом и не стеснялся открыто говорить о временах своего бургомистерства, когда был марионеткой Академии в Либрополисе. Кое-кто всё ещё не доверял ему, но даже среди тех, кто стремился покинуть резиденцию, многие уважали Кирисса за его мудрость, опыт и приветливость.

Джим беспокоился за Пасьянса, который горько укорял себя за то, что покинул Кэт и Финниана. Отвлечь экслибра постоянно пытался и Пип: этот хрупкий мальчик удивительно стойко справлялся с собственными потерями, демонстрируя внутреннюю силу, за которую его уважали даже взрослые. Джим как мог старался объяснить ему, что даже такой закалённый в боях солдат конфедерации, как он, не смог бы один справиться с агентами Академии. Пасьянса никто ни в чём не обвинял. Однако его невозможно было переубедить, и, будь на то его воля, он бы в одиночку, пешком, захватив только свои револьверы, отправился в Унику освобождать Кэт и Финниана. Нассандра проводила с экслибром каждую минуту своей человеческой ипостаси, но даже каллиста не могла разуверить его в том, что он в состоянии помочь друзьям.