другой рукой – за плечо, шумно дыша мне в макушку, словно и сам до умопомрачения испугался того, что я могла бы рухнуть с этого высокого склона вниз.

Ни слова я так и не могу из себя выдавить.

Да и не нужны мне сейчас никакие слова…

Того, что есть – предостаточно. Пусть только сердце успокоится, перестанет колотиться так дико и бешено, а собственное дыхание не будет вытягивать душу на каждом последующем сложнейшем выдохе, когда кажется, что ничего всё равно до сих пор не заканчивается, или может я в самом деле упала, умерла, а теперь в коме или вообще попала в другой мир.

Но то я.

Кай…

– Что бы ни произошло. Что бы ни случилось. С тобой. Со мной. С нами обоими. Всё то, что я сказал тебе – не изменится, моя хорошая девочка. Хоть что делай. Сам избавиться не могу. И тебе не избавиться, – произносит он тихо и вкрадчиво, вопреки всем своим словам, похожим больше на откровенную угрозу, чем на обозначенное обещание, ласково проводит по моим растрёпанным волосам, всё ещё утыкается носом мне в макушку, вдыхает глубоко-глубоко, и я, наконец, чувствую в его голосе то самое зыбкое, столь драгоценное умиротворение, что проникает мне в самый центр солнечного сплетения, даря долгожданное облегчение и свободу, а через короткую паузу и вовсе улыбаюсь, не в силах сдерживать всё, что во мне сейчас, благодаря нему вновь зарождается: – В своей жизни мы все падаем. Я – падал бессчётное количество раз. И всегда поднимался. Поднимусь ещё не раз, если придётся. А если ты упадёшь, я всегда поймаю. Никогда не отпущу. Запомни. Ты – моя, ангел мой. Никому тебя не отдам. Даже если весь мир вокруг не согласен и будет против, пусть хоть что происходит. Моя. Только моя.

Эпилог

Эва

Две недели спустя

Лёгкая ненавязчивая мелодия разливается среди атмосферы французского прованса, а я вдыхаю полной грудью, насколько это возможно, учитывая тесноту подобранного мне платья.

Всё-таки до чего же здесь шикарно!

Взгляд так и радуется. Меня снова и снова, как магнитом, тянет пересмотреть и потрогать каждую окружающую деталь.

Ещё бы!

Искусственно созданный деревенский антураж составляют винтажные столы и стулья, накрытые кружевом и воздушными тканями, не без нервного тика и попутной нелепой ругани, но всё-таки мастерски расставленные, украшенные цветами сдержанных оттенков и множеством искусных композиций: в специально подобранных горшочках, чайничках, баночках и бутылках красуются ветки оливы, лаванды, пучки трав, гроздья винограда, а плетеные корзинки, шкатулки и старинная посуда – как финальный штрих среди щедро накрытого для гостей праздничного угощения в том же стиле французской традиции с поистине царским обилием вина, сыра и миниатюрной выпечки.

А ещё совсем скоро тут появится кортеж!

Настоящая открытая кованая карета запряжена позаимствованными с фермы чистокровными фризами. Своенравные Атаман и Бравый, разумеется, не были особо в восторге от такой моей идеи, особенно, когда мы потом неоднократно репетировали с их обязательным участием, воплощая в жизнь мою задумку, но ведь мой Кай умеет быть убедительным. Кони в итоге не только смирились, но и кажется, даже прониклись ценностью торжества будущего события, очень уж гордо и величественно вышагивали, пока я любовалась одновременно и даром убеждения своего мужчины, и самими лошадьми.

Аж самой пойти под свадебный алтарь захотелось…

Несмотря на то, что и под венец меня вести, по сути, больше некому. По крайней мере, не в ближайшее время.

Иногда прощать – слишком сложно…

Возможно, я ещё поработаю над этим.

Но уж точно не в такой день!

Даром, свадьба – не моя, а Нины.

А ожидающий дольше и больше всех жених тем временем всё чаще и чаще притопывал ногой, определённо нервничая от нетерпения, косясь то на дорожку, то на место будущего выезда кортежа, то на свадебную арку, роскошно украшенную цветами и лентами, под которой стоял, ожидая появления своей любимой красавицы. Хорошо, что рядом с ним находился Тео, чьим талантом являлась рассудительность, а то бы я совсем не удивилась, если бы Марк вдруг не выдержал и сам за своей будущей женой побежал, не вытерпев. Мне и самой давно было пора направиться к месту заключения таинства брака, ведь я – единственная официальная подружка невесты. Хотя, если уж на то пошло, откровенно соблазняли ещё хотя бы немножечко задержаться именно там, где я находилась, не только мои размышления о том, как удачно всё выглядит и складывается, никаких незапланированных эксцессов не предвидится, спасибо не только моей наблюдательности, в первую очередь – расторопным профессионалам-организаторам, взявшим на себя всю самую сложную работу по устройству этого прекрасного мероприятия. Куда больше и вернее – столь любимые мне жаркие объятия Кая, стоящего за моей спиной, обнимающего обеими ладонями за талию, как самая надёжная поддержка и опора, дарующая непоколебимую уверенность в том, что всё обязательно будет хорошо, ведь он со мной, но и… всё ярче и ярче разгорающееся предвкушение от одной только мысли о том, чем же на самом деле закончится этот вечер.

Для нас обоих…

Ведь и для него у меня тоже заготовлен сюрприз!

Знаю, он их не любит, учитывая его зацикленность на деталях и дикой помешанности на контроле во всём. Но я уверена, конкретно этот сюрприз ему обязательно понравится. Не может быть иначе. Не одним молодожёнам сегодня перепадёт кусочек приятных и дорогих сердцу неожиданностей.

Не сомневаюсь ни капли!

От того собственное настроение лишь ползёт вверх. Как и мужские ладони, на провокационной грани искушающие выгнуться в них и затаить дыхание, ощутив сквозь тонкий многослойный шифон реакцию мужского тела, пребывающего в возбуждённом состоянии.

– Учти, моя хорошая девочка. Десять минут, – шепчет мне на ухо Кай, а я выгибаюсь в его руках ещё глубже, наслаждаясь не только теплом его тела, но и манящим обещанием. – Они меняются кольцами. И дальше ты – только в моём распоряжении.

Становится ещё жарче…

Надо срочно чем-то отвлечься!

Например…

Айзек.

Вот да!

Чем не подходящий вариант ментальной замены потенциально окатившего ведра холодной воды со льдом мне на голову?

Особенно, если учесть, что младший из кровной троицы братьев, как и в большинстве своём, выглядит безукоризненно, одетый с иголочки, выделяется на фоне толпы минимум на полголовы, в силу своего немалого роста и плотной комплекции, хотя и стоит поодаль от всех, обманчиво-лениво опёршись плечом о ствол дерева в тени его густой кроны, украшенной бледно мерцающими фонариками. Наблюдает за всем происходящим, как и я. Но иначе. Взгляд – особенно проницательный, тяжёлый и почти мрачный, не чета остальным беззаботно выпивающим и развлекающимся. Возможно,