Глубокое погружение в архивы «Аквариума» ввело меня в состояние ступора. Во-первых, в течение последних месяцев о группе никто не писал — словно её не существовало на свете. Худо-бедно команда Гребенщикова упоминалась в течение предыдущего, 1994 года. Но мнения о её творчестве носили, мягко говоря, полемичный характер.

«Последние альбомы «Аквариума» вызывают неадекватную реакцию — как у публики, так и у музыкальных критиков, — писал «Московский комсомолец». — Эту группу сейчас любят не за новые песни, а просто за то, что она есть. От музыкантов по большому счёту никто не ждёт неожиданных откровений. Публике за глаза хватает того, что было написано несколько лет назад».

Но это были ещё ягодки. Цветочки, выросшие после совместных выступлений «Аквариума» с Дэвидом Бирном, смотрелись гораздо пессимистичнее.

«Результат получился ужасным, — огласил в «Московской правде» свой приговор Липницкий. — Я никогда не обнаруживал в раздевалке ленинградцев столь подавленной атмосферы, как после концерта 11 октября 1994 года... Русские в двадцатом веке так растратили себя, что на исходе столетия быстро утомляются и рано стареют. БГ, будучи на год моложе Дэвида Бирна, на концерте выглядел пенсионером на фоне поджарого и ожесточённого ритмом американца. БГ вещает о новых (с его точки зрения) для России истинах с Востока на удручающе старомодном музыкальном языке. Удел «Аквариума» сегодня: марши и романсы. Но, как вы понимаете, с ленинградским качеством».

Так получилось, что я присутствовал на обоих выступлениях в ДК Горбунова, и разница между уровнем артистов была колоссальной. Бывший лидер Talking Heads, не сильно напрягаясь, высокохудожественно втоптал в паркет все идеалы юности. Мне говорили, что после одного из концертов Борис беспощадно напился, и мудрый Липницкий в своей статье талантливо объяснил почему.

Дальше было ещё хуже. После выступлений с Бирном «Аквариум» сильно лихорадило и часть концертов была отменена. Об этом я узнал случайно, прочитав откровенное интервью Бориса в одной из архангельских газет. Материал датировался декабрём 1994 года, и, похоже, группа переживала тогда сильнейший раздрай.

«Мы искренне пытались что-то сделать, но попали в тупик, — комментировал Гребенщиков последние годы жизни «Аквариума». — В какой-то момент я из этого тупика свалил в Америку. Потом, пожив два года вне «несжатых нив России», я вернулся, и у меня пошли песни, которые нельзя было играть с этой группой. Поэтому «Аквариум» кончился и начался «БГ-Бэнд».

И сейчас мы опять попали в ситуацию, когда группа возродилась, записала три альбома и выяснилось, что мы опять стали историческими монстрами. Вследствие чего вчерашний концерт в Архангельске был последним выступлением «Аквариума» как группы. Здесь мы начали, здесь и закончили. Нельзя больше в этом составе, с этим подходом что-то говорить. Я скорее буду молчать».

Конец цитаты. В этой ситуации Гребенщиков уже начал задумываться о сольном альбоме, но тут вокруг него стали происходить чудеса. Нелепый концерт в Лондоне, после которого восхищённый Бойд нашёл студию, а Гольд — инвесторов, превратил неземные фантазии в реальность. В конце туннеля неожиданно забрезжил свет — в особенности после того, как Бориса посетили залётные строчки про «шумят-горят бадаевские склады». Потом были придуманы «Кладбище» и «Настасьино», а за неделю жизни в Париже оказались написаны и остальные песни. Ещё через пару месяцев на Livingston Studio всё было доведено до логического совершенства. «Ответственно говорю вам — такого не бывает», — признавался БГ в финале сессии.

У «Навигатора» была масса достоинств и мощная мифология. Всех интриговало то, что пластинка писалась с кучей английских саундпродюсеров и музыкантов — в частности с барабанщиком Fairport Convention и Пола Маккартни Дэйвом Мэттэксом и экс-гитаристом The Rolling Stones Миком Тейлором.

«На Тейлора мы вышли через общих лондонских знакомых, — воодушевлённо рассказывал БГ. — Позвонили. Тейлор приехал в студию в драном макинтоше с дешёвой японской гитарой за двадцать долларов. Взял в руки чужой Gibson, все ручки повернул «вправо на 10», спросил: «О чём песня?», и сыграл резкие блюзовые партии буквально с первого раза. Это была школа The Rolling Stones».

Во всей британской эпопее «Аквариума» присутствовали какая-то нетипичная для русских рок-групп удаль и ощущение праздника. Недавнее фиаско с Бирном растаяло на улицах Лондона, как страшный сон.

«Из околоземного пространства мы наконец-то вышли на орбиту, — говорил тогда Гребенщиков. — Мир стал единым местом, не разделённым на страны и политические округа. Вообще русский становится истинно русским, только перестав зависеть от своего околоточного».

Как выяснилось в процессе беседы, в сессии активное участие принимала лондонская красавица Кейт Сент-Джон, игравшая на гобое со многими рок-звёздами, включая Ван Моррисона. В течение нескольких месяцев они с Борисом обменивались факсами, уточняя нюансы аранжировок и приглашённых музыкантов. А за микшерным пультом колдовал легендарный Джерри Бойз, и его тандем с БГ можно было проанализировать в журналах для специалистов по звуку. Порассуждать «про саунд» Борис любил с незапамятных времён — я и глазом не успел моргнуть, как разговор переключился на «английский стандарт» Дэйва Стюарта, «стену звука» Фила Спектора и студийные находки Джорджа Мартина. Подобный объём информации давал понять, что «Аквариум» уверенно перешёл на мировое время, а все вышеупомянутые персоналии имеют к «Навигатору» самое прямое отношение. По крайней мере на метафизическом уровне.

«Продюсерами альбома — в западном смысле этого слова — были я и Кейт Сент-Джон, — подвёл БГ итоги лондонских приключений на пресс-конференции в одном из московских клубов. — Мы сошлись с Кейт в понимании звука, и она помогла нам сделать то, что мы сделали — к слову, по фантастически низким расценкам... Я хотел работать в Англии с самого начала, и для меня вполне естественно записывать альбомы именно там. Я не хочу сказать ничего плохого про местные студии звукозаписи и русских звукоинженеров, но всё, что я слышал за тридцать лет существования нашей музыки, никогда не выходило за рамки любительской звукозаписи».

После этих слов я задумался о порядке действий. Для начала надо было внимательно переслушать демо «Навигатора». Вместе с «Костромой» это был уже третий диск, сфокусированный вокруг эстетики «Русского альбома». Опять у Бориса наблюдались переизбыток вальсов и минимум драйвовых номеров. Оставалось лишь уповать на то, что «акулы пера» не заметят пересечений между «Таможенным блюзом» и концертным боевиком «Козлы», исполнявшимся в 1986 году.

«Я боюсь, что у меня все блюзы похожи на “Козлов”», — как-то в порыве откровения признался Гребенщиков.

Вскоре идеолог «Аквариума» привёз из Лондона полностью отмастеренный альбом. Мои надежды на качественное студийное сведение оказались небеспочвенными.

«Несмотря на некоторую нервозность, конечный результат оказался в пользу концепции Гребенщикова, — соглашался