их неподалеку от Мамаева кургана. Засиженная птицами фигура Родины-матери по-прежнему звала своих сыновей в атаку.

Не чувствуя усталости, Макар неутомимо шагал вперед, стремясь поскорее покинуть город, едва не ставший его могилой. Во рту пересохло, но не хотелось лезть в рюкзак за минералкой. Желудок урчал, но после всего, что Макар сегодня видел, аппетит пропал. Измученное тело ныло, прося покоя, однако сна не было ни в одном глазу. Возникло лишь одно желание, чтобы все это – все! – поскорее закончилось. Не важно как. Макар покидал город-призрак, надеясь, что покойный старик окажется прав: и сила желания действительно работает.

Мать и отец

Светозарево, август

Ромашковое море раскинулось до самого горизонта, и белые-желтые барашки его волн робко облизывали пыльные мыски Макаровых ботинок. В центре одиноким островком чернел старенький дом с прилипшими сбоку теплицами и заботливо окученными картофельными грядками. На густо поросших травой склонах паслись козы. Глухо звенела колокольчиком тучная корова. Где-то на дворе гоготали невидимые гуси. За сараями косил траву здоровяк в шортах и ковбойской шляпе. Умиротворяющая пастораль.

В такой день хочется спрятаться в тени, пить холодное молоко, вяло жевать свежую булку и смотреть, как легкий ветер носит по воздуху прозрачные паутинки. Скворцов решил, что именно так и поступит. Как только убьет здоровяка с косой. У этого ковбоя наверняка найдется баночка холодного молока в подполе. А запах свежей выпечки Макар чуял даже отсюда.

Здоровяк воевал с ромашковой армией. Плечи и руки у парня были – будь здоров. Коса заточенным метрономом размеренно летала справа налево, сотнями снося белые головы. Путь великана-косаря усеивали хрусткие зеленые стебли. Макар наблюдал за ним уже минут десять. Вертел в пальцах сорванную былинку, обкусывал стебель и полнился мыслями.

– Сомневаешься?

Енот, как всегда, подошел неожиданно. Встал рядом, лениво прислонился к молодой березке. Так близко, что, будь он жив, можно было бы уловить миазмы немытого тела. После Волгограда Енот изменился, начал болтать без умолку, отчего стал как будто даже реальнее. Пытался замять свое трусливое бегство, что ли? Макар задумчиво поскреб непривычно голый подбородок. Отвыкшая от бритья кожа жутко зудела, но после встречи со Стариком Макару остро захотелось привести себя в порядок.

– Правильно сомневаешься. Ковбой тяжелее тебя кило на тридцать, точно говорю, – начал умничать Енот. – Он тебя косой пополам развалит, хоть вдоль, хоть поперек. И еще вон туда глянь…

Он вытянул вперед грязный палец. Макар приставил ладонь ко лбу козырьком. Прищурился. На заборе, матово поблескивая на солнце, висел карабин.

– Точно, ковбой, блин! – криво усмехнулся он. – Коня не хватает.

– Вот и я говорю: не хрен к нему без пушки соваться. – Енот выпятил нижнюю губу и многозначительно покивал. – Тебе умные люди столько раз говорили: заведи себе пушку, заведи себе пушку… А ты? Э! Эй! Ты куда собрался?!

– В жопу иди! – беззлобно ругнулся Макар, спускаясь по склону.

Странно, думал он, я ведь был здесь, совсем рядом. Тот парень, в палатке. Зимний турист. Слишком беззаботный, чтобы держать рядом заряженное ружье. Ковбой не таков. Так, может, поэтому я его не учуял? Прошел мимо, пока этот осторожный сукин сын окапывался в своем медвежьем углу…

– Не готов был, вот и не учуял, – пропыхтел догнавший его Енот.

– А сейчас, сталбыть, готов?! – зло бросил Макар, пиная вездесущие одуванчики.

– Сталбыть, готов, – невозмутимо кивнул Енот.

И Макар подумал, что согласен с ним. Согласен на все сто. Что-то такое разлилось над этим ромашковым раем. Осязаемое, как намокший в ожидании грозы воздух. Реальное, как призрак убитого Енота. Предчувствие конца. Скорое разрешение от бремени.

Ребристые подошвы ботинок давили сочную зелень, точно танковые гусеницы. Веяло травяным соком и медовой пыльцой. Из-под ног порскали недовольные кузнечики, а бабочки взлетали к самому лицу. Макар равнодушно отмахивался от них рукой. Левой. Правая прятала скальпель, прижимая прохладное лезвие к пульсирующей вене на запястье. Нервничаю, подумал Макар.

– Нервничаешь, – подтвердил Енот. – Ты двое суток не спал, все на ногах. Тебя сейчас ребенок ушатает, не то что этот бычара.

– Пш-шел! – сквозь зубы выругался Макар.

Он махнул кулаком, целясь Еноту в скулу, и, как всегда, промазал. Хуже – сбился с шага, громко зашуршал травой, сводя на нет эффект неожиданности. Конечно, ковбой услышал. Обернулся, тыльной стороной ладони утирая вспотевший лоб. Но не кинулся к винтовке, не принял боевую стойку, даже косу в сторону отставил, как на какой-нибудь советской открытке. Он не собирался драться, просто смотрел, ошалело раскрыв рот, и Макар понял, что все пройдет гораздо проще, чем думалось. Здоровяк обернулся и крикнул в сторону дома:

– Верка! Верка-а-а! Сюда, скорее!

На крик из-за амбара выкатилась толстая женщина в простом сарафане в горошек. Увидев бредущего по полю незнакомца, она громко охнула и схватилась за живот. Этот характерный жест тронул что-то в памяти Скворцова. Она не толстая, мелькнула неожиданная мысль, от которой заледенел позвоночник. Не желая додумывать ее до конца, Макар споткнулся на ровном месте, но мысль неумолимо оформилась в окончательное слово, странное и чуждое, давно забытое в мире без детей. «Беременная».

Потные пальцы судорожно сдавили металлическую рукоять.

Здоровяк, отбросив косу, шагнул навстречу Скворцову:

– Эй, дружище?! Дружище, ты в порядке?!

За спиной Макара гнусно захихикал Енот, непохожий сам на себя, чужой.

Скворцов до крови прикусил щеку, жестко давя зарождающуюся панику. Быстро преодолел последние шаги – один, другой, третий – и наотмашь рубанул ковбоя по горлу.

– Люшка-а-а! – зазвенел над полем испуганный визг.

Люшка, отрешенно подумал Макар, что за имя-то такое дурацкое? А потом ему в скулу врезался кулак, и Скворцов с удивлением понял, что промахнулся. То ли рука дрогнула, то ли ковбой оказался резок не по габаритам, но удар пришелся не в горло, а выше. Тонкий красный шрам разделил лицо на две неровные части, от лба до подбородка. Кровь заливала ковбою глаза, дурацкая шляпа слетела, рассыпав по плечам длинные соломенные волосы. Он почти вслепую махал кулачищами, и каждый его удар был как столкновение с товарным поездом.

Макар сложился пополам, упал на колени. В ушах звенело, и картинка перед глазами плыла, но он все же изловчился вогнать скальпель в икру здоровяка по самую рукоятку. Тот вскрикнул и, хромая, отступил на пару шагов. Больше не успел. Макар подскочил на ноги, бросаясь в атаку. Ковбой умел драться. А Макар умел убивать. И под надтреснутые крики беременной принялся делать то, что умел.

Легко увернувшись от растопыренной пятерни, Макар полоснул противника по предплечью, а когда тот отдернул руку, пнул в грудь. Не рассчитал,