Английский линейный корабль «Альбион». Худ. Лебретон. Вторая пол. XIX в.

Кроме этих шести батарей к середине октября 1854 г. англичане построили еще две не номерные батареи. Отныне суммарный вес залпа их батарей равнялся 91 пуду (против наших примерно 58 пудов).

Правая Ланкастерская батарея находилась в 1600 м. от Малахова кургана и вскоре получила от русских название «пятиглазой» (по количеству орудийных амбразур). Эти батареи возводились силами Морской бригады, для которой работа по их возведению стала тяжелым испытанием. Мы знаем, с каким энтузиазмом моряки выполняли осадные работы. Парадоксально, но мало того, что наиболее трудно достигаемые позиции достались именно им, так и самые тяжелые орудия тоже стояли на их вооружении. О так называемых Ланкастерских орудиях говорят много. Некоторые считают их едва ли не самым грозным оружием неприятеля, установленным на осадных батареях. Если с точки зрения технологии и технического новшества они были прогрессом, то количество «детских болезней» свойственных любому шагу вперед было чувствительным, и по сути свело на нет весь эффект от их применения.

Сущность изобретения устройства канала ланкастерского огнестрельного оружия была в сглаживании углов контура сечения канала с двумя широкими винтовыми нарезами (как в «литтихском» штуцере). Каналы артиллерийских орудий по системе Ланкастера обрабатывались на, специально им для этого сконструированном, станке. Пушки Ланкастера были сняты на береговые батареи с кораблей “Beagle”, “Retribution” и “Diamond”. В частности, если верить сообщению о награждении Крестом Виктории лейтенанта Хьюитта (Hewett), опубликованному “The London Gazette” 24 февраля 1857 г., два стоявших на вооружении левой и правой Ланкастерских батарей были сняты с парового корабля “Beagle”. Калибр их был примерно 8 дюймов. Снаряды конического типа имели взрыватели ударного действия. Именно попадание такого снаряда в русскую батарею №10 причинило первые потери в период оборонительных действий у Севастополя, когда, по воспоминаниям Бабенчикова, английские «…пароходики-ползуны, при содействии четырех больших пароходов, сделали несколько удачных выстрелов из ланкастерских пушек, по батарее № 10».Единственным позитивом была большая дальность стрельбы: «…наши снаряды, в большинстве случаев, не долетали до них, а брошенные с пароходиков-ползунов не только перелетали через передовые батареи, но падали иногда даже в городе».

Но 17 сентября снаряды сработали хорошо: «…одна из продолговатых бомб попала в ров позади батареи и разорвалась в нем; другая, ударившись в край дула орудия и скользнув по нему, попала трубкой в верхнюю оковку левой станины лафета и также разорвалась на мелкие осколки. Осколками этими, из числа орудийной прислуги, стоявшей на своих местах, согласно строевого устава, убит канонир 3-й роты Петр Клюрфельд и ранен опасно в голову канонир Шайкин, умерший потом в госпитале. Это были первые жертвы севастопольского боя».

При очевидных плюсах (большая дальность стрельбы, высокая точность и проч.), пушки Ланкастера (в том числе, по мнению тщательно изучившего их устройство и применение в Крыму майора Делафилда из США) имели множество недостатков и к концу Крымской кампании почти все вышли из строя.

Герен весьма низко оценивает роль Ланкастерских орудий. Он даже считает, что они нанесли больше вреда, учитывая, что доставка одного орудия на позицию стоила жизни десятка лошадей, чем пользы.

С 2 октября началась подготовка к бомбардировке. По воспоминаниям мичмана Вуда работа стала более напряженной. Теперь подъем был в 4.30 утра и почти без отдыха личный состав трудился до 19.30. Назначенные в ночные смены отдыхали с 2 до 20 часов, после чего работали до рассвета.

Погода больше не баловала теплом. Ночи становились все холоднее, утро было характерно обильной влагой, а солнце грело лица союзных солдат лишь несколько часов в середине дня. Правда моряки избегали массовой заболеваемости, вероятно благодаря большим дозам хинина и большому количеству винограда, обильно произраставшего у Кадыкоя.

Маленькие радости у морских артиллеристов англичан выпадали изредка во время ночных дежурств. После первых же вылазок русских жизнь осаждавших стала проходить под постоянной угрозой. Чаще всего пехотинцы, работавшие в траншеях, едва получив сигнал о нападении, стремились поскорее убраться с места работ, унося оружие и драгоценный шанцевый инструмент, понимая, что долго русские в захваченных окопах не задержатся и уйдут, прихватив все, что им достанется, поломав все, что не смогут унести.

Хитрые моряки, улучив момент, когда пехота получила ложный сигнал о нападении (как бы они его не сами «организовали»), традиционно удалилась, пробрались в траншеи и полакомившись только что приготовленным и доставленным ужином, уничтожила все найденные запасы рома. Вернувшиеся солдаты, надеясь после всей этой бестолковой ночной беготни выпить и закусить, с удивлением обнаружила в траншеях множество тел. Правда, принадлежали они не русским, а мертвецки пьяным чинам Морской бригады.

Опасаясь повторных ночных атак русских, англичане вынуждены увеличить количество людей выделяемых на ночные работы в траншеи. Кроме работающих шанцевым инструментом, приходится выделять несколько рот в передовое прикрытие. На ночь в траншеи стали размещать стрелков из одного из батальонов Стрелковой бригады.

Подполковник Лайсонс, посетив позиции одной из рот, назначенных от 23-го Королевского Уэльского фузилерного полка с удивлением обнаружил, что русские в городе не подавлены, ведут себя оживленно. Это притом, что еще несколько дней назад он, считая их деморализованными после Альмы, утверждал, что один гвардейский сержант стоит целой русской дивизии, а Севастополь не продержится и двух недель. Ничего, через несколько дней, у него будет возможность убедиться в обратном, да и под Севастополем ему придется задержаться надолго.

Хотя британцы и работали не торопясь, природная склонность к организации давала свои плоды — их позиции с каждым днем становились угрожающе сильными. Русские «…явственно различали землю, выбрасываемую из окопов на брустверы, и многие были просто изумлены количеством земли, выбрасываемой лопатами, и говорили, что противники копают траншеи какими-то машинами».

В отличие от французов, за все эти дни англичане не производят ни одного выстрела из орудий. Это делается специально — противник не должен знать: где и сколько орудий против него установлено, и где устраивать контрбатареи.