Голос был похож на звездное сияние и лед. Квин не стал напрягаться или оборачиваться. Вместо этого он расслабился. Он хорошо знал запах нерожденных и особенно — мощный аромат тех, кто принадлежит Темному Князю.

— Могу я узнать твое имя? — по всей форме поинтересовался Квин.

По камню захрустели копыта.

— Мелюзина.

Он повернулся… и замер. Из тины веков на поверхность всплыли старые воспоминания.

— Ты?

— Помнишь меня, пилигрим?

Квин кивнул.

— Помню, миледи, — ответил он после минутного колебания. — Так неожиданно видеть вас здесь. Ни один нерожденный не посещал меня с тех пор, как я попал сюда.

— Ты знаешь, кто я такая, — сказала Мелюзина.

Квин кивнул:

— Тогда я этого не понял. Но с тех пор я слышал ваше имя. — Он посмотрел вниз. — Ваш создатель внизу плетет интриги. Мне позвать его?

— Нет. Еще не время. — Она отвернулась и посмотрела на лес. — Теперь ты часть игры, пилигрим. Ты доволен?

— Нет. Я пришёл сюда, чтобы спастись от игр.

— Глупый пилигрим. Спасения нет. — Она раскинула руки, словно собираясь прижать к груди звезды. — Есть только игра, и игра внутри игры.

— А это, значит, моя роль в ней? Послужить проводником? И все?

— Можешь поступать как пожелаешь. Это все равно что закон. — Мелюзина шагнула назад вдоль крыши, раскинув руки. — Делай что хочешь и получай удовольствие. Ибо так ты радуешь Слаанеш.

— Будь это так, твой создатель не беспокоил бы меня сейчас.

— А дело в беспокойстве или в искушении?

— Это не ответ, — сказал Квин. Он обернулся: темноту ночи расколол далекий взрыв. «Осколочная», — подумал Квин. Когда он повернулся обратно, Мелюзины уже не было. Квин усмехнулся. — Ну конечно.

Беспокойство или искушение?

Ее прощальные слова еще звучали в воздухе, словно отзвуки птичьего пения. Квин обдумал их, а затем подумал о горах, протянувшихся вдоль горизонта. Давно он здесь? Он не мог вспомнить. Он пришел сюда в поисках утешения, но нашел лишь оцепенение. Может, это одно и то же, а может, и нет. Может быть, Слаанеш все-таки посылал ему сообщение.

Пожалуй, его время в глуши подошло к концу. А может быть, это было только начало. С богами никогда не знаешь наверняка.

Квин вздохнул и вернулся в дом.

Когда он спустился, Фабий встал, готовый сыпать аргументами — или угрозами. Квин жестом велел ему помолчать.

— Я тут подумал… — сказал он, подходя к своему доспеху. Провел рукой по ободранным пластинам, припоминая все битвы, которые привели его к этому моменту. — Когда я нашел Фулгрима, то решил, что благословлен превыше всех остальных. Но это оказалось вовсе не благословение. — Он обернулся. — Ты, наверное, скоро узнаешь это сам.

Фабий шагнул к нему:

— Значит, ты поможешь мне?

Квин кивнул:

— Я отведу тебя к Фулгриму.

Он повернулся к доспехам и начал снимать их со стойки, одну деталь за другой.

— Но все, что будет потом, остается в руках божьих.

Глава 18. МАНЕКЕНЧИКИ

На железном поле истекали кровью и умирали крохотные воины. Гексахир прибавил увеличение оптических датчиков и продолжил жадно следить за побоищем.

— Посмотри на них, Олеандр. Разве не потрясающе?

Олеандр не ответил. Гексахир нахмурился, но глаз от сражения не оторвал. Он сам вырастил этих воинов из образцов, которые взял у убитых братьев Олеандра. Секретом изготовления манекенчиков владели немногие гемункулы. Сделать громадное чудовище или машину боли — это одно. А вот создать что-то настолько маленькое и сложное — это уже, можно сказать, искусство.

— Крепкие. И от рождения агрессивные. Держу пари, что можно выпустить целую армию таких в башню любого кабала, и они превратят ее в развалины за несколько дней. — Гексахир помолчал, разглядывая изображение. А затем рассмеялся, довольный: — Пожалуй, так и сделаю. Может, Пешигу. Или Салару. Посмотрим, как он справится с врагом, которого не то что ударить, а даже увидеть нельзя.

Он ловко выдернул одного из крохотных воинов с поля боя и бросил в банку для образцов. Закрыл крышку и поднял сосуд. Крошечная фигурка забарабанила по стенке.

— Посмотри-ка на него. Упрямый маленький манекенчик.

— Мы созданы бороться до конца, — сказал Олеандр.

Гексахир взглянул на него:

— Мало кто умеет давать пояснения лучше, чем ты. Твои нервные окончания, должно быть, уже превратились в пепел, а ты все волочишься вперед. Достойно восхищения, и в то же время жалости.

Гемункул поставил банку и взял другую. Одного за другим он собрал уцелевших воинов. Позже он превратит их в кашу, просеет и вырастит заново. Потребуется много поколений, чтобы рафинировать их до пригодного состояния. Он присмотрелся к последнему, глядя, как тот разбивает крохотные кулачки в кровь о стенку банки.

— Они напоминают тератов, — сказал Олеандр.

— Кого? — Гексахир поставил банку на место.

— Это старое терранское слово. Означает «чудовище» или «что-то чудесное». — Олеандр поднял глаза. — Так назывались плоды первых опытов Фабия по манипуляциям с генами. Чокнутые зверюги. Психически и физически нестабильные. Большинство не пережило первой же битвы.

Гексахир фыркнул:

— Занятная байка. Какое она имеет отношение к тебе?

— Иногда мне кажется, что он всегда создавал лишь чудовищ, — ответил Олеандр. — Несмотря на все свои разговоры о новом человечестве, кажется, что создавать он способен только прямо противоположное. Куда бы Фабий ни шел, он оставляет после себя одних монстров.

Гексахир хохотнул:

— Как по-философски. А себя ты в это определение включаешь? Все-таки ведь он и тебя создал.

— Я давно смирился со своей чудовищностью. — Олеандр потеребил края шлема. В последнее время он делал это гораздо чаще. Гексахир решил, что у него, наверное, воспалились контактные узлы. — И что теперь? Мы вернулись в Комморру уже несколько недель назад.

— И вполне можем подождать еще несколько. Меня просили проявить терпение, и я его проявляю.

— Да, но, по-моему, в пассивности тебя не обвинишь.

Гексахир запнулся:

— Это что, подколка?

— Наблюдение. — Олеандр по-прежнему возился со своим шлемом. По жилистым ложбинам его шеи покатились капли крови.

Гексахир нахмурился. Потом вынул болевой жезл и показал Олеандру:

— Кажется, я предупреждал не трогать шлем. Или ты забыл?

— Нет. — Олеандр остановился и взглянул на Гексахира пустыми и голодными глазами. — Ходящая-по-покрову использует тебя.

— А я использую ее. У нас взаимовыгодные отношения, как я уже говорил.

— Разве? Мне кажется, что ты для нее важен не более, чем Пешиг и остальные важны для тебя. — Олеандр хрипло рассмеялся. — Фабий по-прежнему жив. А ты прячешься здесь, дуешься в своей башне из гниющего мяса, потому что твои наймиты повернулись против тебя.

Гексахир опешил от возмущения. Но вместо того, чтобы пропустить через Олеандра разряд боли, спрятал жезл.

— Вот интересно… ты