— Когда ты приняла это решение? — спросил Халед.

— Пару дней назад, — не сразу ответила Карла.

— Но что случилось?

— Ничего не случилось. Просто я вижу, как тяжело моей матери, и я… не хочу больше лгать.

— Так не лги! Скажи мужу, что ты любишь другого, и уходи из дома.

Карла опустила голову:

— Я… не смогу.

— Смелости не хватает?

— Дело не в смелости, Халед. Я пытаюсь поступать правильно.

— Нет! Правильно — это когда мы вместе. И ты это знаешь. Просто боишься.

— Хорошо, ты прав. Я боюсь причинить боль Майку…

— Нет, ты боишься того, что о тебе станут говорить он и все остальные, когда ты сделаешь то, чего действительно хочешь.

Карла онемела от подобной несправедливости. Но и почувствовала облегчение: теперь они квиты, не только она обижает Халеда, но и он ее.

— Мужа ты не любишь, — сердито продолжал Халед. — Он не любит тебя, ты сама говорила.

— Какое это имеет… Зачем ты так?

— А как я должен себя вести, по-твоему? Мило улыбаться и утешать тебя? Ладно, ты — великая святая. Ты потратишь всю свою жизнь на вонючего профсоюзного начальничка. Мои поздравления.

Поразительно, но, выходя из бара в тот вечер, Карла испытывала нечто близкое к эйфории. Каникулярному разгулу пришел конец, и она с готовностью возвращается на твердую почву, к незамысловатой, но питательной диете реальной жизни. Воодушевление длилось не долго. Карла начала сникать, когда, придя домой, застала Майка за компьютером: он заказывал по Интернету домашние огнетушители в преддверии визита инспекторов из агентства по усыновлению. Майк был в дурном настроении. Он желал знать, почему вся работа по подготовке к инспекции их квартиры лежит на нем, а Карла даже пальцем не шевельнет. Жалея его — ведь он понятия не имеет, чем ей обязан, — Карла молча выслушала упреки и удалилась в постель.

Что такое депрессия, Карла знала по опыту: тупость и вялость — словно у тебя на голове сидит склизкая жаба, набираясь сил, чтобы уползти прочь. Но тоска, с которой она жила последние десять дней, обладала совсем иными повадками. Она была взрывчатой и агрессивной, с кулаками, клыками и сапогами, подбитыми железом. Она не сидела смирно, но нападала, причиняя боль. По утрам тоска так сильно лупила ее по лицу, что Карла брела в ванную, пошатываясь. По ночам, когда Карла лежала рядом с Майком, а в голове у нее крутилось бесконечное непристойное видео о том, что они вытворяли с Халедом, тоска впивалась ей в шею, била в пах.

Утерев глаза, Карла обернулась к сестре. Роза, покончив с книжной полкой, стояла перед черно-белой фотографией, висевшей на стене. Карла подошла поближе. Сцепив за спиной руки в почтительном жесте музейного посетителя, она вглядывалась в темный, мутный снимок. Это было увеличенное изображение — но что именно увеличили, Карла не сумела сообразить.

— Наверное, снимали в воде? — предположила она. Густая масса чего-то спиралевидного могла быть водорослями.

Роза дернула подбородком:

— Прочти название.

Наклонившись, Карла увидела полустершуюся карандашную надпись в правом углу: «Черная п…да № 3».

— Похоже, вам понравилась эта неприличная картинка. — В гостиную вошла Беренис с подносом. — А вот и чай.

— Большое спасибо. — Карла взяла кружку. — Это… — она махнула рукой в сторону снимка, — ваша работа?

— Да. — Беренис улыбалась. — И фотография моя, и вагина моя.

У Карлы запылало лицо.

— Ты точно ничего не хочешь? — обратилась Беренис к Розе.

— Нет, спасибо, — процедила Роза.

Беренис поставила поднос на пол и села рядом, скрестив ноги, — ее поза была не лишена изящества.

— Прошу, — пригласила она, — садитесь.

Поколебавшись, сестры последовали примеру хозяйки.

— Хотите посмотреть, как выглядит Джамиль? — спросила Беренис.

— О да! Конечно! — Карла все еще не пришла в себя после ознакомления с гениталиями Беренис.

Хозяйка встала и направилась в коридор. Вернулась она с фотографией:

— Снимок сделан полгода назад около школы. С тех пор парнишка изрядно подрос.

Сестры разглядывали маленького мальчика с пушистыми волосами и щербатым ртом — у него выпадали молочные зубы.

— Красивый, — сказала Карла. — Где он сейчас?

— В гостях у приятеля. — Беренис снова уселась на пол. — Кто же знал, как пройдет наша встреча, и я не стала рисковать, чтобы не подвергать ребенка воздействию плохой энергии…

— Разумеется, — закивала Карла.

— Поймите, я очень надеюсь, что в будущем вы обе подружитесь с Джамилем. Но пока все складывается так неприглядно… И я решила, что для начала хорошо бы выяснить, что вы сами обо всем этом думаете, прежде чем…

— Да-да, мы понимаем, — заверила ее Карла.

— Как ваша мама отнеслась к идее меня навестить? — спросила Беренис.

— Мы не… — Карла замялась. — Она не знает, где мы.

— А-а, — улыбнулась Беренис. — Не беспокойтесь, я вас не выдам.

Карла прятала глаза: она вовсе не стремилась быть зачисленной в команду Беренис, играющую против ее матери.

— Послушайте-ка, — продолжила Беренис, — по телефону вы сказали, что у вас есть ко мне вопросы. — Сестры переглянулись, а Беренис рассмеялась: — Все нормально. Не надо стесняться. Я только рада поговорить с вами. Спрашивайте о чем угодно.

— Как… как вы познакомились с ним? — выдавила Карла. — С нашим отцом?

— Мы познакомились на вечеринке в Челси. — Беренис закинула голову, предаваясь сентиментальным воспоминаниям. — Это была литературная вечеринка в честь одного поэта, моего знакомого. Мы с вашим папой затеяли такую шутливую перепалку — он ел бутерброды с колбасой, а я сказала ему, что мясо — плохая еда. И он начал надо мной посмеиваться.

— Когда это было?

— Дайте-ка сообразить… в девяносто шестом. Слыхали такое итальянское выражение — rapporto di pelle? Оно означает что-то вроде «чувствовать друг друга кожей». Именно это у нас с вашим папой и случилось. Мгновенно, на каком-то химическом уровне.

— И как долго это продолжалось?

— Ну, года три назад наши любовные отношения прекратились. Но мы остались друзьями. И я всегда буду любить вашего отца.

— А почему отношения прекратились? Конечно, если не хотите отвечать…

— Вопрос не из легких, но я отвечу. А почему что-то заканчивается? Всегда имеется столько разных причин. Что до нас с Джоелом, думаю, мы расстались, потому что из наших отношений ушла радость. В конце концов мы устали прятаться — эти встречи украдкой и прочее. Джоел постоянно мучился чувством вины.