Данте непонимающе округлил глаза. — Ты так называешь спасение человеческой жизни?

— Ну да, я понимаю, невинное дитя, — поморщился Черки, — но зачем же уничтожать купель, да и еще и прилюдно? Подождал бы хоть, пока все разойдутся, или позвал кого-нибудь другого. Тебе ведь нужно иметь безупречную репутацию для визита к папе. На тебя вся наша надежда.

Данте вздохнул:

— Ты поражаешь меня, Вьери. Печешься о моей репутации и предлагаешь отяготить душу убийством. Как же это понимать?

— Ты преувеличиваешь. — Черки снова углубился в бумаги и пергаменты. — Не твоя вина, что он туда упал. А вот оскорбление святыни — серьезное преступление, тебе еще об этом не раз припомнят.

— За свои преступления я сам когда-нибудь отвечу, — недовольно прервал его Данте, — давай лучше перейдем к делу.

— Давай, — согласился Вьери. — Нужно хорошо продумать нашу беседу с Бонифацием. Он уже прознал, что наша партия желает независимости для Флоренции. Разумеется, ему это не нравится. Стало быть, мы должны предложить ему нечто очень выгодное, дабы он перестал подозревать нас во всех смертных грехах.

Алигьери пожал плечами:

— Насчет выгод ты можешь сказать намного больше меня. Странно советоваться об этом с тем, кто едва сводит концы с концами.

— Мне интересны твои мысли, а не деньги, — усмехнулся Черки, — ты ведь слывешь умным человеком.

Данте задумчиво посмотрел в узкое окошко, за которым садилось солнце.

— Я считаю, мы не сможем предложить папе ничего такого, что было бы и нам на пользу. Нам надо искать защиты от Рима. И лучше императора нам никто в этом не поможет.

— Мы не нужны императору, — возразил Вьери, — он не помог даже гибеллинам, которые открыто выступают за него. Поэтому мы поедем в Рим и подружимся с папой, сколь бы невыполнимой ни казалась эта задача.

* * *

Сжимая холщовую сумку, в которой покоился пергамент с последним стихотворением первого поэта, Данте шел в дом Примаверы, где провел когда-то столько трепетных минут. За девять лет стены его сильно потрескались и узкие окна почти утонули в разросшемся плюще. Деревья во дворике тоже сильно выросли. Только ласточки по-прежнему с отчаянными криками стригли вечернее небо.

Алигьери потянул за колокольчик, намереваясь позвонить. В этот момент до него донесся злобный голос:

— Паола, я тебя предупреждала! Получай же теперь!

Послышалась возня, затем глухой удар упавшего тела.

— Мадонна Джованна, не бейте, — заплакала женщина, — тут всего-то несколько зернышек просыпалось!

— Ты каждый день то уронишь, то просыпешь. А если за год посчитать? Сколько ты мне убытков приносишь?

— Но вы же не бедны, мадонна Джованна!

— Что?! Ты вздумала считать мои деньги! Бесстыдница!

Данте осторожно, стараясь не звякнуть, отпустил веревку дверного колокольчика. Потом поспешно отошел от дома бывшей прекрасной дамы бывшего первого поэта.

Листок с прощальной баллатой он принес себе в кабинет и положил среди личных писем и юношеских стихов.

Глава двадцать шестая. Дурные знамения

Делегация в Рим застопорилась. Белые гвельфы начали задумываться о полной независимости Флоренции и Тосканы от папы. Это сближало их с изгнанными гибеллинами, за исключением одного нюанса: императора они тоже поддерживать не собирались. Многим из них флорентийские банкиры казались достаточной силой для обеспечения автономии республики. Вьери деи Черки так не думал. Он хорошо знал: торговля и политика слишком тесно связаны. Кто попытается выбирать между ними — неминуемо проиграет. Поэтому глава партии белых сделал отчаянную попытку — он собрал товарищей и предложил умилостивить разгневанного папу военной помощью, послав ему сотню солдат. Белые гвельфы восприняли эту идею без энтузиазма, но согласились поставить вопрос на голосование. Голосовали несколько раз, поскольку многие колебались и меняли свое решение. Приор Алигьери каждый раз высказывался «против».

…Пошатываясь от усталости, Данте вышел из ворот Барджелло и направился домой. Его первенец, Пьетро, праздновал сегодня день ангела. Не подарить ли сыну книгу басен на народном языке? Латынью его и так пичкают в школе…

Дети встретили отца у ворот радостными криками:

— Папа, папа, мы нашли клад!

— Ну, покажите, — улыбнулся он.

Маленькая Антония протянула на ладошке несколько коралловых бусин на кожаном шнурке.

— Откуда это? — упавшим голосом спросил Данте.

— Они решили разрыхлить землю под лимонным деревом, — важным взрослым тоном сообщил Пьетро, — хорошо, я с ними был.

— Да я первый заметил! — обиженно заспорил Якопо.

Антония, встав на цыпочки, заглядывала отцу в глаза:

— Это ведь драгоценные камушки, правда?

Данте отстранил дочь:

— Неправда. Обычные четки. Таких на Меркато-Веккьо пруд пруди. Давай их сюда.

— Но, отец! — взмолился Пьетро. — Это же мы их нашли! И если они совсем не ценные, зачем вы хотите их забрать?

— Верно, — согласился отец, о чем-то раздумывая. — Давайте так: я отдам четки вам, а вы зароете их обратно.

Антония наморщила носик:

— Папа! Если они наши, мы сами придумаем, куда их деть. Например, можно подарить их моей кукле.

— Вот еще! — возмутился Якопо. — Ты вообще ни при чем. Стояла, ворон ловила, пока мы копали.

Данте махнул рукой:

— Делайте, что хотите, только не ссорьтесь.

Вечером за столом он все время молчал. Даже Джемма, которая всегда старалась не лезть супругу в душу, на этот раз не выдержала:

— Что-то случилось, каро?

— Нет, — сухо ответил муж.

Вздохнул и добавил еле слышно:

— Пока нет.

Перед сном он вышел во дворик — взглянуть, не осталось ли, случаем, ямки под лимонным деревом. Почему-то он очень боялся обнаружить там углубление. Но дети разровняли землю.

— Может, все еще обойдется, — шепотом сказал он себе, — и вообще, сколько можно играть в детские игры… никакого ада там нет. Ад — он в душе.

Данте глубоко вздохнул, расправил плечи и запрокинул голову, чтобы полюбоваться звездным небом. Взгляд его блаженно расфокусировался, и он не сразу заметил странное светящееся пятно на небе. Присмотрелся и различил огненный крест.

Он вздрогнул и похолодел. Начал яростно тереть глаза руками, но странный крест не пропадал. Чувствуя неприятную струйку пота на спине, он поплелся на негнущихся ногах в спальню жены.

— Джемма, ты спишь?

— А, нет… — отозвалась она, отчаянно зевая.

— Будь добра, выйди во двор.

Он вернулся к лимонному дереву. Кутаясь в манто, появилась жена:

— Что случилось, каро?

— Посмотри на небо, — прошептал Данте, — ты видишь ЭТО?

— Господи! — ахнула Джемма. — Неужели конец света?! А дети еще такие маленькие!

Странно, но именно эта фраза вернула ему самообладание.

— Где же твоя логика, кариссима? — сказал он суховатым тоном, которым обычно разговаривал с женой. — Для конца света как раз чем дети меньше, тем лучше. Они ведь еще не успели нагрешить. Но это не апокалипсис, насколько я понимаю. Это одно из небесных тел, которые