— В своей знамени-итой записке, благодаря которой в Наэйриане уже много веков тишь да гладь! — пропела Делия, забавляясь его смущением.

— Если говорить грубо, этот принцип гласит: «В Бесконечном для всех и всего найдётся место. Ищи то, которое может стать твоим — это верная дорога к счастью. И не отказывай другим, непохожим на тебя, в праве иметь своё».

— Некоторые люди прямо зубами скрипят, когда слышат «знай своё место», — вспомнила Делия.

— Да. Они думают, что им говорят: не пытайся стать чем-то большим, чем ты есть сейчас. Но это не так.

Те ан Темиары, которых мы с тобой только что вымели с моей лужайки, пришли сюда как раз за тем, чтобы не в самой вежливой форме указать мне на моё место. Которое, увы, сейчас не в этом уютном домике, а в гудящем улье под названием «Великий Мост». Они всё твердят, что «для кота с моими талантами и опытом большой позор отсиживаться в одёжной лавке, когда город готовится к войне». Так что, как видишь, даже если ты не пытаешься прыгнуть выше головы, а, наоборот, прячешься от жизни в мышиную норку — тебя всё равно могут обвинить в «незнании своего места», — сказал Эллис так, будто речь шла о каком-то постороннем коте, и, не дав Делии ни о чём спросить его, продолжал:

— Но мы с тобой говорили о месте не в алайском понимании, а в более широком смысле этого слова. Под местом Бесконечный понимает не столько… социальную роль, подходящую тебе по склонностям и способностям, сколько некий круг единомышленников, среду, где ты сможешь жить в согласии со своими идеалами, творить, исповедовать свою веру. Бесконечному нравится быть эдаким лоскутным одеялом, сшитым из ярких вязаных кусочков — из стран, городов, деревень, а впрочем — из любых сообществ существ, в каждом из которых придерживаются своей философии, видят смысл жизни в чём-то своём, приветствуют в существах определённый дух. При этом он хочет, чтобы все создания имели возможность беспрепятственно переходить с одного лоскутка на другой, а при желании — могли пришить к одеялу новый. И Бесконечный не терпит, когда кто-то пытается распустить всё это радужное великолепие, перекрасить нитки в угодный себе цвет и связать из них что-то на своё усмотрение…

Эта же нетерпимость передаётся и всем существам, имеющим Путь.

Вот представь себе, что ты благородный элиданский рыцарь и каждый раз, когда ты обращаешь свой взор за пределы родной страны и видишь, как все эти танаи, энвирзы — про алаев и говорить нечего — цинично попирают принципы высокой морали, тебя душит праведный гнев. Тогда, если ты существо, что называется, «путёвое», твой выбор ограничен двумя вариантами: или научиться быть более терпимым или прожить всю жизнь в своём благословенном Элидане, в окружении тех, кто разделяет твои взгляды — твоей родни по духу. Третьего — не дано.

Тебя хотя и тянет вразумлять жителей Анлимора, что отмечать День любовниц — ужасная гнусность, но какой-то частью сознания ты всегда помнишь, что это — их город их традиции, их праздник и тебя, на минуточку, никто на него волоком не тащит. И что если ты оставишь в покое их, то и они оставят в покое тебя и не заявятся в свою очередь к тебе домой, чтобы покритиковать тебя за гордыню, чистоплюйство, или… отсутствие деловой сметки, например. И даже если они являются полноправными гражданами, то не станут пропихивать в Совете твоегородного Элидана закон о том, что каждый желающий может купаться в голом виде в городских фонтанах.

В нашем мире, где государствам нет смысла бороться за территорию или природные ресурсы, на первый план вышли конфликты из-за разницы в мировоззрении. Подумай сама: ведь Элаану, по большому счёту, нечего было делить с Дарлароном или Аглинором, а Элидану — с жителями Змеиного Глаза. Что ты делаешь большие глаза — не знала, что они едва не поубивали друг друга? Неважно, это было безумно давно.

Важно другое. Каждый раз, когда кто-то заявлял: мол, мой образ жизни — единственно верный для всех существ, и если вы не живёте так, как я, значит, вы живёте неправильно, начиналась война. И заканчивалась она обычно не в его пользу… хотя, конечно, страдали от неё все.

Яркий пример из истории: помнишь, как Хеллин не пожелал отпускать из своих владений будущих каниралийцев? Они выбрали правильный путь: решили покинуть родную страну, разойдясь во взглядах с большей частью её населения. А Хеллин, вместо того чтобы просто плюнуть на этих отщепенцев, решил силой навязать им свои идеалы. И что получилось? Наш рыжий Хелраадский пёс больше не носит гордое прозвище Непобедимый. Бесконечный, руками твоей дорогой подруги Аниаллу — ну и других существ, конечно, — продемонстрировал ему, насколько он был не прав. Он потерпел неудачу в точности так же, как мы терпим неудачи в делах, которые не вяжутся с нашим Путём — и с нашей истинной природой, соответственно.

— Но ведь это Аласаис послала Аниаллу…

— Да. Но подумай, почему она послала её в Хелраад именно тогда, а не значительно раньше, хотя Хеллина она терпеть не могла с первых дней его появления в Энхиарге?

— Я думала — из-за того, что за него вступились бы элиданцы.

— Э нет, Делия. Аласаис не составило бы труда разубедить их защищать Хеллина. Дело тут было совсем в другом — в том, что господин пёс покусился на один из важнейших принципов Бесконечного.

— Я никогда не думала об этом…

— Да тебе, по большому счёту, и не надо бы, — Эллис легонько постучал пальцем по её наморщившемуся лбу. — Ты хочешь слишком много знать. У тебя лопнет голова. Помнишь ту книжку, которую ты стащила в прошлый раз? Ведь чуть не лопнула голова-то, а?

— А откуда ты?.. — Делия почувствовала, что краснеет.

— Оттуда. Это ж надо… лежит и бредит: «Мышки съели крышки, мышки съели крышки». Какие мышки? Какие крышки — в магическом трактате? Лучше бы правда что-нибудь про животных почитала — биографию патриарха Селорна например.

Делия хихикнула.

— Я просто хотела отвлечься. Не думать о…

— А то я не знаю, откуда псиной пахнет, — неприязненно проворчал Эллис. — Твоей тёте, Делия, не место в Бриаэлларе. Я не буду советовать тебе обратиться в миграционную службу… Но подумай, может, стоит кому-нибудь из Лекарей Душ поговорить с твоими родными.

— Не знаю, может быть… Я подумаю, — немного потерянно пролепетала си'алай.

— А пока просто перестань её слушать. Совсем, — сказал Эллис, взяв Делию за руки и с тревогой глядя на неё. — Не позволяй ей разрушать твой дух. Не спорь с ней, но делай всё так, как считаешь нужным. А если станет совсем плохо — переезжай к нам. Хотя бы на пару дней чтобы твои родители поняли, как трудно тебе сейчас, и кто делает твою жизнь совсем уж невыносимой.

Алай выпустил пальцы девочки, и хотя Делия понимала, что она ни за что не бросит родителей, не оставит их наедине с этой змеюкой, на душе у ней стало светлее. Она напомнила другу, чтобы он извинился за неё перед женой, переспросила, каких сладостей ей принести, и, погладив на прощание кошку, направилась домой — переваривать всё услышанное…

Вдруг, не отойдя и пяти шагов от дома друзей, она замерла и насторожилась. На какое-то мгновение весь яркий, тёплый, шумный и радостный мир вокруг показался ей иллюзией. Так бывало во снах, в тех поразительно подробных, реалистичных снах, которые видят алаи, когда ты, внезапно осознав, что спишь, и помня об этом, ходишь от одного предмета к другому, прикасаешься к ним, вдыхаешь их запах, поражаешься, каким невероятно, неправильно настоящим всё это тебе кажется, и в то же время понимаешь, что ничего этого на самом деле нет, что весь этот мирок вот-вот исчезнет. Точно так же смотрела она сейчас на лепестки, плавно скользящие вниз по солнечным лучам: пронизанные светом, они казались облачками розового тумана, призраками (подставь руку — и они пролетят сквозь неё), как и тела прохожих, нереальные, прозрачные, через которые проглядывало… нет, не мостовая — нечто иное, совсем иное… Но ещё более странным, чем это ощущение, был вопрос, который вспыхнул в сознании Делии и который, обернувшись, она тут же мысленно задала Эллису: