— Последнее, что нам стало известно? — нахмурившись, повторил Фарадей. — Разве мы по-прежнему не наблюдаем за ним?

Гессе покачал головой.

— Разведывательный зонд имеет небольшой запас топлива. Лайдоф решила, пусть лучше остается около стада и приглядывает за ними.

— Поскольку Манта ей вряд ли уже когда-нибудь понадобится?

— Что-то в этом роде, — признался Гессе. — Сожалею.

Фарадей удержал готовое сорваться с губ ругательство.

— А что с Драсни? С ней все в порядке?

Гессе беспомощно пожал плечами.

— Насколько мне известно, она жива и находится на лечении. Но продолжает жить в уединении.

— Сделайте мне любезность, а? — сказал Фарадей. — Если что-нибудь узнаете о ней, сразу же сообщите мне, хорошо?

— Конечно, — пообещал Гессе. — И я немедленно переговорю со своими сторонниками. Посмотрим, что можно сделать, чтобы снять обвинение в измене.

— И выясните, каковы их планы в отношении джанска.

— Непременно. — Гессе подошел к двери и дважды постучал по ней. — Сообщу, как только что-нибудь узнаю.

Дверь открылась.

— Спасибо, — сказал Фарадей. — Увидимся позже.

Гессе кивнул.

— До свидания, полковник.

Дверь за ним закрылась. Фарадей некоторое время прислушивался к звуку его шагов в коридоре, потом подошел к постели и растянулся на ней. Закинул руки под голову и уставился в гладкий серый потолок.

Значит, началось. Он знал, что в конечном счете так и будет, учитывая размах этой истории с провалом плана «Омега». Лайдоф, вне всякого сомнения, сражается сейчас за свою карьеру, и она произвела впечатление чертовски хорошего борца.

Пожалуй, больше всего его удивило, какую роль во всем этом играет Гессе. Но в ретроспективе это тоже имело смысл.

Как бы то ни было, лед тронулся. Сейчас он мог только ждать — и внимательно следить за развитием событий, чтобы не упустить шанс урвать хоть что-то хорошее из этого политического хаоса. Для себя, для Макколлам, Спренкла и Миллигана.

А если очень повезет, то, может быть, и даже для Манты.

Впереди, в сгущающемся сумраке, Манта заметил нечто, выглядевшее как вытянутое, плотное, темно-голубое, дрейфующее с ветром облако.

— Может, здесь? — спросил он. — Вроде неплохое место, чтобы провести ночь.

— Шутишь, что ли? — фыркнул у него за спиной Защитник. — Только представь себе, сколько хищников околачиваются около таких густых зарослей брикиса.

— В особенности сивра, — добавила Воспитательница. — Бывает, в них прячутся три-четыре стаи сивра, дожидаясь, пока какой-нибудь неосторожный джанска подплывет поближе.

— Давайте просто будем осторожны, — заявил Манта. — Я голоден.

— Ты всегда голоден, — презрительно фыркнул Защитник. — Нет уж, поедим в более безопасном месте.

— Конечно, я всегда голоден, — пробормотал себе под нос Манта. — Потому что от вас не дождешься, чтобы задержаться подольше и как следует поесть.

— Что-что? — с вызовом спросил Защитник.

— Ничего. — Манта состроил гримасу.

Обогнув брикис, они продолжили путь. И, наверно, в девяностый раз за последние две недели Манта решил, что сыт по горло.

Да, сыт по горло всем этим, но больше всего сыт по горло ими.

Их звали, как они в конце концов с явной неохотой сообщили ему, Гринтаро и Виркани. Судя по всему, супругами они не были, хотя, сопоставляя обрывки их разговоров, Манта пришел к выводу, что они уже давно плавают вместе. Бугристое тело Гринтаро красноречиво свидетельствовало о множестве сражений с вуука и сивра. Напротив, относительно гладкое тело Виркани указывало на то, что она преуспела в умении ускользать от хищников.

— Плывем вон туда. — Взмахом хвоста Виркани указала вправо. — Видишь? Милая маленькая поросль раншея, словно дожидается нас.

— Вижу, — буркнул Манта, скорчив гримасу при виде плывущего в воздухе коричневого облачка.

Это и впрямь был раншей, и, следовательно, они не уснут с пустыми желудками. Но без серебристо-голубого джептриса, играющего роль приправы, это будет безвкусно.

— Мог бы и «спасибо» сказать, — проворчал Гринтаро, устремляясь к поросли.

— Сейчас, — буркнул Манта. — Устанешь, дожидаясь.

— Живей, Манта, — подбодрила его Виркани. — Не обращай внимания на Гринтаро. Тут нам всем хватит.

Манта вздохнул. Гринтаро представлял собой тип делового, грубоватого джанска, из тех, кого — в случае, если бы Советники, Лидеры и Мудрые решили организовать армию для борьбы с вуука — единодушно назначили бы командиром.

Сострадания в нем было не больше, чем у пакра, и если он и обладал хоть каким-то намеком на чувство юмора, Манта этого не заметил. Короче, Гринтаро был джанска того типа, присутствие которого желательно в трудную минуту, но не за общей трапезой.

Виркани же была совершенно противоположного склада — неизменно жизнерадостная, в той степени, что иногда просто сводила этим Манту с ума. К тому же она явно питала к нему материнские чувства, что нередко вызывало у него ощущение неловкости.

И все же грубоватость Гринтаро казалась искренней, а любезность Виркани искусственной или наигранной. Как будто она ради Манты ломала комедию.

А может, ради Гринтаро. Иногда казалось, что в глубине души Манта был симпатичен ей не больше, чем она ему.

В таком случае сам собой напрашивался вопрос: почему она плавает с ним? Только потому, что Латранесто и остальные Советники велели ей делать это?

Манта презрительно фыркнул, набив рот раншеем. Сразу по окончании расследования он подумал, что легко отделался. Однако теперь, прикованный к этой парочке, изменил свое мнение.

Краем глаза он заметил движение в стороне. Поднял взгляд…

— Что? — рявкнул Гринтаро, тоже посмотрев вверх.

— О, это просто бролка, — успокаивающе ответила Виркани. — Опасаться нечего.

— Я знаю.

Манта проводил взглядом миниатюрного джанска, откусившего немного раншея и тут же метнувшегося прочь. С тех пор, как он со своими спутниками покинул Центральную Линию, это создание встречалось им впервые.

И при виде его Манта вспомнил, что так и не выяснил, кто же они такие. Почему бы не попытаться?

— Хотя… нет, не знаю, — добавил он. — Кто это?

— Бролка, конечно. — Гринтаро сердито взглянул на него. — Не придуривайся.

— Я не придуриваюсь, — ответил Манта. — Впервые я услышал о бролка двадцать или тридцать недель назад. Откуда они берутся?

— А ты как думаешь? — проворчал Гринтаро. — От джанска, конечно.