Нил понял, что в данный момент ничего от нее не добьется.

– Ладно, не расстраивайся, девочка. Нам не нужно принимать решения сию минуту. Возвращайся домой в Финтри, повидайся с отцом, а мы поговорим об этом через несколько недель.

Мюйрин разрывалась на части. Она знала, что Нил предла­гает ей продать поместье, потому что его беспокоит то, как она выглядит, но она чувствовала себя в ловушке, будто ею каким-то образом манипулировали. Она очень не хотела уезжать имен­но сейчас, но разве у нее был выбор? Просто нужно набраться сил и уверенности и не позволять семье управлять ею, когда она приедет домой.

Мюйрин не хотелось уезжать прежде всего потому, что она не могла, казалось, оставлять Локлейна, хотя их отношения и зашли в тупик. Ей нужно было время. Она не собиралась кричать о своей бесконечной любви к нему, когда корабль отчалит. Знала она и то, как он расстроится, узнав о ее отъезде: он воспримет это как пре­дательство. Но, безусловно, с болезнью отца нельзя не считаться.

– Хорошо, я поеду. Соберу кое-какие вещи и отдам распоря­жения Локлейну. Мы можем отплыть завтра утром. Если по­зволите, я покажу вам, где вы будете ночевать, джентльмены. Вы, надеюсь, понимаете, как много мне нужно сделать, если завтра я уезжаю. Кстати, прилив в девять часов, так что я по­забочусь, чтобы вы успели проснуться к завтраку.

– В девять будет в самый раз, – ответил Нил. Он видел, что в таком настроении нет никакого смысла убеждать ее посмо­треть на все с другой точки зрения. Легче просто согласиться с ней, пока она не свыклась с идеей о продаже поместья. – Мы не будем тебя задерживать. У нас еще много дел на судне, и если нам что-нибудь понадобится, то помогут члены команды.

Она подавила желание возразить и просто улыбнулась. Дей­ствительно, разве может он себя вести, как в собственной гости­ной у себя дома? Но тогда это значит, что он никогда в жизни не знал, что такое сиюминутное желание. Кроме того, настоящий джентльмен никогда не покажет своего настроения. Он считает, что ей страшно не повезло, но слишком хорошо воспитан, чтобы произнести это вслух.

Но Мюйрин страшно не повезло лишь один раз в жизни, и это было ее замужество. Несмотря на эту неудачу, она усвои­ла несколько уроков. Она не собиралась жертвовать всем, что было у нее и ее новых друзей, чтобы покинуть все и вернуться к своей прежней жизни.

Она проводила их в коттедж Локлейна и Циары, где быстро все объяснила и поблагодарила Циару за помощь. Затем попро­щалась со своими гостями.

– Я оставляю вас на попечении Циары, увидимся утром у при­чала. Простите за невежливость, но у нас еще будет время все обсудить по дороге в Шотландию.

Она торопливо вышла из коттеджа, чтобы больше ничто ее здесь не задержало. Очутившись в конторе, она опустилась на стул и стала писать с таким усердием, словно от этого зависела вся ее жизнь. Она записала свои распоряжения по всем видам работ и пересчитала порции еды с учетом всего продоволь­ствия, привезенного Нилом из Шотландии.

– По крайней мере, с голоду они не умрут, – пробормотала она вслух, сидя за столом.

– Они уже устроились? – спросил Локлейн, заглянув к ней в одиннадцать вечера. Направляясь на чердак спать, он увидел, что у Мюйрин все еще горят свечи.

– Да, все в порядке. Спасибо, что разрешил им переночевать у себя.

Она гадала, знает ли он, что она уезжает, – он не выглядел слишком взволнованным. Он на целый день оставил ее одну разбираться со своими делами. Она молилась только, чтобы ничего не забыть, потому что понятия не имела, когда вернет­ся сюда снова.

– Рад, что могу помочь. Правда. Ну что ж, я пойду спать, – сказал Локлейн, на короткий миг остановив взгляд на доро­гом лице.

Этого было достаточно, чтобы Мюйрин протянула к нему руку:

– Пожалуйста, останься, Локлейн.

Он уставился на нее, затаив дыхание, не смея даже надеяться.

– Но я думал, что…

– Не думай ни о чем. Просто обними меня, люби меня, Ло­клейн.

– Я люблю, Мюйрин, я люблю, – простонал он, усыпая ее лицо поцелуями.

И кто теперь кого предает, спрашивала она себя с болью в душе. Она не сказала ему, что завтра уедет. Она все изложила в письме. Она бежит как трус. Но ведь он ей нужен. Она не может уехать, не проведя с ним последнюю ночь. Она покры­вала его лицо и шею горячими поцелуями, так что он готов был потерять самообладание.

– Мюйрин, не спеши, не спеши, у нас еще вся ночь впере­ди, – часто дыша проговорил Локлейн, когда она уложила его на спину и слилась с ним.

– Ты мне нужен сейчас! Прошу тебя! – подгоняла она, сжи­мая его и страстно притягивая к себе.

– Нет, Мюйрин, погоди! – прокричал он, когда при погла­живании его нежной внутренней части бедра он окончательно потерял над собой контроль. Он пронзил ее, обхватив ее бедра и подавшись вперед одним мощным ударом. Мюйрин кричала, чтобы он ее любил, и бессильно упала на постель, дрожа и ис­текая потом.

Локлейн не мог понять, в чем дело, с чем связано такое по­ведение. Он чувствовал в ней внутреннюю борьбу между тем, что он ей нужен, и тем, что нужно держаться подальше друг от друга, потому что они все еще ничего не решили. Но он и пред­ставить себе не мог, что она собирается уехать. Он был оше­ломлен ее страстностью и был благодарен ей за то, что она, похоже, простила его.

Он воспользовался ее раскрепощенностью, чтобы позво­лить себе самые разнообразные позы, над которыми Мюйрин даже посмеивалась, несмотря на то что на сердце у нее было нелегко.

– Я когда-то видел это в одной книжонке. Тогда я подумал, что это неплохая идея, – рассмеялся Локлейн.

Она посмотрела на него и нежно погладила его по щеке.

– Знаешь, по-моему, сейчас я впервые слышу, чтобы ты по-настоящему рассмеялся с тех пор, как мы знакомы, – вздохнула она, прижимаясь к нему и еще раз отмечая про себя, как идеально они подходят друг другу. – Тебе было нелегко заботиться обо мне и о поместье. Я вовсе не хотела обременять тебя.

– Но это не так. Как раз наоборот, – мягко сказал он, об­вивая ее руки вокруг своей шеи, чтобы она прижалась к нему плотнее. – По правде говоря, дом всегда словно камнем висел у меня на шее. Когда я был моложе, я сотни раз собирался по­кинуть его. Но мой отец и тетя всегда убеждали меня остаться. Я сопротивлялся как мог, но все-таки это ведь был мой отец, хоть он отказался официально признать нас с Циарой. Думаю, он никогда не любил мою мать, просто использовал ее в своих низменных целях, хотя тетя говорила, что она была хорошей женщиной, симпатичной, энергичной и жизнерадостной. Она умерла, рожая мою сестру. Тетя говорила, что мы на нее похожи. У нее были темные волосы и зеленые глаза. У меня глаза четкого зеленого оттенка, если посмотреть на них при ярком свете.

– Должно быть, у вас было очень одинокое детство.

– Да, долгое время, хотя я, по крайней мере, получил хоро­шее образование.