Тогда он часто и непринужденно смеялся. Я лишь сейчас поняла, как сильно мне не хватает той его части, что умерла вместе с мамой. Он понемногу оправлялся от безысходной бренности существования, что наступает, когда утрачиваешь часть души, но я опасалась, что сейчас, оставшись в одиночестве, он вновь пойдет по привычному пути. Я мысленно поклялась, что с этого момента буду часто ему писать, чтобы поддерживать в нем связь с жизнью. Нас обоих окружало слишком много смертей.

Я воспользовалась старым советом брата и на какое-то время забыла об убийствах и смертях, позволяя себе помнить, что даже в самые темные часы жизнь прекрасна. Я думала о величии этой страны, об истории, стоящей за ее архитектурой и правителями. О великолепном языке этих людей, еде и любви, которые были вложены во все это.

Топ. Топ.

Чернила брызнули на последние слова на странице, заляпав мои аккуратные буквы. Я вскочила из-за стола так поспешно, что перевернула кресло. На крыше что-то было. И хотя я знала, что это безумие, мне представлялось человекоподобное создание, едва восставшее из могилы; меня словно окутал запах свежевскопанной земли, а существо обнажило клыки, приготовившись выпить всю кровь из моего тела.

Я судорожно вдохнула, бросилась к своему сундуку с инструментами для вскрытия, схватила самую большую пилу для костей и выставила перед собой. Что, во имя королевы…

Шкряяяббб. Звук был такой, словно что-то проскребало по красной черепичной крыше дорогу вниз. И вновь перед моим мысленным взором предстал стригой. Человекообразное создание с мертвой, серой кожей и черными когтями, с которых еще стекает кровь после его последней трапезы, процарапывало путь в мои покои, чтобы вновь наесться досыта. В глубине души мне захотелось броситься в коридор и позвать гвардейцев.

Топ. Топ. Топ. Мне казалось, что мое сердце бьется вдвое быстрее обычного. Это был звук тяжелой поступи. Кто бы там ни находился на крыше, обут он был в ботинки на толстой подошве. Образы вампира и вервольфов сменились на более тревожные мысли о порочных людях. Тех, что успешно умертвили по крайней мере пятерых.

Я попятилась к ночному столику, не спуская глаз с окна, и опустила пилу, чтобы подкрутить фитиль масляной лампы. Стало темно, и я понадеялась, что темнота скроет меня от того, что продолжало медленно ползти вниз по крыше.

Я ждала, не дыша от ужаса, и смотрела. Вначале я видела лишь падающие за окном тяжелые хлопья снега. А на смену царапанью и тяжелым шагам пришел звук, похожий на шум от скольжения.

А потом все произошло стремительно.

Заснеженный мир за окном заслонила фигура чернее угля.

Она с такой силой встряхнула мой подоконник, что маленькая защелка на окне едва удержалась. Меня парализовало от страха. Кто бы ни находился там, снаружи, но через считаные мгновения он должен был разбить стекло или сорвать хлипкую защелку.

Я подняла пилу и сделала крохотный шаг вперед. А затем еще один. От дрожи оконного стекла мой пульс все ускорялся. Я подошла еще ближе к окну и услышала приглушенный шум брыкания – и ругательства.

Рука в перчатке стукнула в стекло. Я отбросила пилу, метнулась к окну, распахнула окно и вцепилась в эту руку так, словно от этого зависели наши жизни.

Покои в башне

Camere din turn

Замок Бран

17 декабря 1888 года

– Ты что, совсем свихнулся?

Длинные ноги Томаса молотили по краю крыши, а я вцепилась в его пальто с силой, которой и не подозревала в себе.

– Прекрати дергаться, ты так сорвешься и меня с собой утащишь!

Томас недовольно фыркнул.

– А что ты предлагаешь, Уодсворт?

– Подтянись, а я дерну.

– Как… глупо… с моей… стороны… паниковать. Болтаясь… в нескольких дюймах… от смерти.

Пришлось поманеврировать, но я все же сумела ухватить Томаса под мышки, а потом отклониться назад всем телом и втащить его на подоконник. Мы рухнули на пол, столкнувшись конечностями и головами и нашумев от души.

Порыв ветра ворвался ко мне в комнату вместе со снежными вихрями. Томас скатился с меня и остался лежать навзничь, глядя в потолок. Он обхватил себя руками за грудь и тяжело дышал. Его черное пальто промокло почти насквозь. Я заставила себя встать – руки неконтролируемо дрожали, как от адреналина, так и от ужаса, что до сих пор текли в моих жилах, – и закрыла окно.