Молдовеану жестом велел близнецам продолжать вскрытие. Джованни вырезал фрагмент желудка. Его содержимое предстояло проверить на наличие мышьяка, но знакомый запах чеснока уже ощущался в воздухе. Я оглядела комнату: все усердно строчили в тетрадях, а под пристальным взглядом директора их сосредоточенность лишь возросла.

Я попыталась мысленно восстановить наш с Анастасией последний разговор. Я была уверена, что в нем хоть как-то упоминалось о том, что она обнаружила на месте происшествия, в доме пропавшей женщины. Мне тошно было от самой мысли о том, что Анастасия в одиночестве отправилась в деревню, чтобы встретить там свою судьбу. Но я даже не знала, случилось ли это там. Насколько я могла судить, Анастасия так и не выбралась из туннелей, в которых было найдено ее тело. Была ли она убита в той комнате, и если так, то кто бы смог так быстро удалить такое большое количество крови?

Я исподтишка взглянула на Андрея и Николае, тихо беседовавших друг с другом по-румынски. Они могли работать вместе, но я велела себе не фокусироваться только на них и не пропускать из-за этого другие улики.

Мое внимание переместилось на близнецов Бьянки. Я вспомнила, как Анастасия упоминала, что они проигнорировали ее попытки завязать беседу. Может быть, ее внимание привлек кто-то из них? Если для одного человека избавляться от крови было слишком рискованно, не означало ли это, что тут работали двое? Они прекрасно разбирались в криминалистике и, скорее всего, достаточно знали о ядах. Возможно, то, что тело горничной нашли они, отнюдь не было случайностью.

Я глянула на Томаса. Он уже смотрел на меня, склонив голову набок, словно читая мои мысли. Прошлой ночью мы так и не поняли, что делать с Раду, а после не смогли поговорить из-за гвардейцев, патрулирующих коридоры. Нам и так повезло, что нас не поймали и мы смогли добраться до своих покоев.

У меня никак в голове не укладывалось, что Раду в глухой ночи спас нас от волков, а потом как ни в чем не бывало вернулся к своему рагу. Его поведение было предсказуемо своей непредсказуемостью. Хотя я все еще с трудом могла себе представить его убивающим студентов или кого-то другого.

– Сожалею, но время, отведенное под урок, закончилось. В свете последних событий я решил, что это ваше последнее занятие перед Рождеством, – сказал Молдовеану, когда раздался бой часов. – Занятия возобновятся двадцать шестого. И не испытывайте мое терпение – я не люблю опозданий.

Вестибюль

Foaier

Замок Бран

22 декабря 1888 года

На следующее утро мы с Томасом встретились в вестибюле, готовые отправиться в Бухарест. Ной и Киан попрощались с нами и исчезли в столовой, и я погрузилась в размышления о том, застанем ли мы по приезде Дачиану. Как только у нас появились подозрения относительно Иляны, Томас сразу же написал сестре, но она не ответила. Вдруг она ранена или, хуже того… я просто не могла позволить себе думать об этом.

Томас не мог стоять спокойно, все его внимание было приковано к небольшому окошечку возле двери. Наш экипаж должен был подъехать с минуты на минуту. Я прикрыла глаза, изо всех сил стараясь не вспоминать, как выглядело тело Анастасии. Следы когтей и укусов покрывали его сплошняком, так, что ее было трудно узнать. Эти летучие мыши, целиком скрывшие ее тело… Меня словно обожгло. Надо было выбраться наружу до того, как мне станет дурно.

Я пролетела мимо Томаса и дернула дверь, распахнув ее и захлебываясь холодным воздухом. Свежий аромат сосен притушил пылавший в груди огонь. Едва показавшееся из-за горизонта солнце пряталось в тучах, ночной холод вырастил над парадным входом сосульки, похожие на клыки. Размеренно падал снег. Холод привел меня в чувство.

– С тобой все в порядке? – Позади меня вырос Томас, озабоченно наморщив брови. Я кивнула.

– Мне было нужно на воздух.

Томас перевел взгляд на дорогу, снова погружаясь в свои мысли. Мы оба закутались в самые теплые плащи, надев под них несколько слоев одежды, чтобы справиться с зимней непогодой. Плащ Томаса был черным как смола, с меховым воротником того же цвета. Молодой человек застыл, глядя в никуда, крепко стиснув зубы. Мне сложно было представить, что творится в его голове.

Я сунула руки в муфту, висящую на груди.

– С чем бы мы ни столкнулись, мы с этим справимся. Я с тобой, Крессуэлл.

Томас переступил с ноги на ногу и подышал на руки в кожаных перчатках, подняв вокруг пар, подобный лондонскому туману.

– Я знаю.

На его лицо вернулась знакомая холодность. Это был тот самый Томас Крессуэлл, которого я увидела в Лондоне в нашу первую встречу. Молодой человек, который не позволил бы никому или ничему подойти слишком близко. Тот самый, кто чувствовал все слишком глубоко. Тогда, много месяцев назад, Лиза была права даже больше, чем могла себе представить. Томас не позволял к себе приблизиться, чтобы его не могли ранить. Он не был холодным или жестоким – даже близко не стоял рядом с родственниками, сравнения с которыми он так боялся. Он был ранимым и точно знал, где его слабые точки. Но он был готов перевернуть мир, чтобы помочь тем, кого любит.

– Томас, я…

Элегантный черный экипаж, запряженный рослыми горделивыми лошадьми, остановился перед нами, и не менее рослый и горделивый возница с подчеркнутой любезностью распахнул дверь. Томас подал мне руку и помог забраться внутрь, после чего устроился на соседнем сиденье. Он пододвинул мне под ноги нагретый кирпич, и я попыталась подавить чувство неловкости от того, что я осталась наедине с молодым человеком в столь небольшом замкнутом помещении.

– Ты хотела что-то сказать, Уодсворт?

Я улыбнулась.

– Ничего. Это может подождать.

– Тебе что-то мешает? Ты чего-то боишься или… – внезапно догадался он. Напряженное выражение лица Томаса сменилось ленивой усмешкой. Он откинулся назад, а затем похлопал рукой по небольшому клочку свободного места, оставшемуся рядом с ним. – До Бухареста несколько часов. Успеем еще поговорить о серьезных вещах.

В ответ я внимательно посмотрела на него, но промолчала. Ощущение неловкости вернулось ко мне. Путешествие без дуэньи выглядело весьма скандально, но миссис Харви уже покинула Брашов, а нам было необходимо убедиться в том, что Дачиана находится в безопасности. Ради этого приходилось отодвинуть на второй план соблюдение благопристойности и даже наши репутации. Хотя отец вряд ли бы согласился с нами, если бы узнал об этом. Я откинулась на спинку сиденья и усилием воли отогнала от себя эти мысли.

Экипаж с громыханием покатил вперед, оставляя готический замок на своем высоком посту среди горных вершин. Я смотрела, как он медленно скрывается за вихрями вьюги. Мне показалось, что его ледяной взгляд следит за нашим экипажем, тщетно пытаясь задержать его. Мне до сих пор было сложно поверить, до какой степени сооружение из камня может обрести человеческий характер. Чудовищный характер, если уж начистоту.