Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поехали! — крикнул он с порога. — Этот черт нам все рассказал. Тут в пятнадцати километрах брошенный нефтехимический комбинат — там их несколько сот человек. У них и цеха, и лаборатории — короче, надо смотреть.
— Что он еще рассказал?
— Больше ничего особенного, я же говорю, надо смотреть. Говорит, у них там прямо на территории комбината устроена небольшая фабрика по производству пластиковых стаканчиков, упаковки, солнечных очков и прочей дребедени. Если там полазить, можно что-нибудь найти, как ты думаешь? Кстати, ты сам-то откопал чего-нибудь?
— Да так... ничего существенного, — Антон не хотел делиться своими соображениями раньше времени.
— Мы нашли в машине пожрать и еще — пиво, представляешь? — похвастался Леденец, когда они спускались по лестнице.
— А где Джам? В смысле, этот парень...
— Ребята решают, что с ним делать. То ли сразу пристрелить, то ли здесь привязать и уехать.
Антону стало не по себе. Спустившись к машине, он отвел в сторону Самурая.
— Я слышал, вы собираетесь этого парня кончить?
— Да нет, — чуть помедлив, ответил Самурай. — Не сейчас. Думаю, мы можем из него еще кое-что вытрясти. Сейчас он покажет нам дорогу, а там видно будет.
— Надо его приберечь, — сказал Антон. — Если он действительно в чем-то замешан, то может дать показания. Он может оказаться единственным нашим доказательством.
— Так уж и единственным? — фыркнул Самурай. — Он сам сказал, что на комбинате народу — тьма.
— Может, и тьма, да только это не тот народ. Я с Джамом давно знаком. Если там есть что-то для нас интересное, то он знает об этом все! Не такой он человек, чтоб простой «шестеркой» быть. Наверняка он один из первых. И кроме того, помнишь, кого мы ищем?
— В каком смысле?
— На инструктаже говорили, что предположительно разведку ведет одна из ближневосточных стран. Если мы возьмем в оборот одного из них, скорее всего ничего не добьемся. Это мусульмане, они с именем Аллаха любую боль выдержат, ни слова против своих не скажут. А Джам — наш. Его легче будет раскрутить, наверняка он работает на них только потому, что хорошо платят.
— Можно ехать! — крикнул Обжора. Он только что закончил затаскивать трупы охранников под гигантские колеса ДОКа.
— Хорошо бы, если так, — продолжил разговор Самурай. — А если он ни при чем и на этой фабрике действительно делают только стаканчики?
— Тогда придется его отпустить, — пожал плечами Антон. — Что тут еще поделаешь?
— Отпустить? — Самурай покачал головой. — Тогда нам тем более придется его кончить. Потому, что он может дать совсем другие показания — против нас, соображаешь?
Через минуту «Рэптор» уже трясся по извилистой колее, идущей вдоль магистрали ДОКа. Связанного Джамбула сунули за сиденья, туда, где лежало запасное колесо и алюминиевый бочонок с горючим. Антон сидел на переднем кресле, затылком чувствуя его взгляд. Впрочем, это могло просто казаться.
— Куда дальше? — спросил из-за руля Печеный.
— Скоро поворот налево, — донесся глухой голос Джамбула. — Его хорошо видно, не ошибешься.
За поворотом машина выбралась на бетонную дорогу, неплохо сохранившуюся. И сразу начали появляться многочисленные следы промышленной разработки района — брошенные машины, остатки зданий неизвестного назначения, лужи кислого гудрона и горы разнообразного хлама.
Деревья встречались все реже, пока местность не перешла в заболоченную равнину, по которой робко кралась колея-стежка. Вскоре показался комбинат. Он вырастал, поднимался из-за горизонта, как полоса черной плесени, ползущей к небу остриями труб и перегонных колонн. Печеный вдруг остановил машину.
— Мы так и попремся туда? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Средь бела дня, на ворованной машине, со связанным мужиком в багажнике?
— Где находится эта ваша фабрика? — спросил Самурай, покосившись на Джамбула.
— Я же говорил, на комбинате.
— Комбинат большой. Где именно?
Джам запнулся.
— Я не могу вот так, на пальцах, объяснить. Надо показывать.
— Скажи хоть, далеко отсюда? — попросил Печеный. — Сильно нам углубляться, или где-то с краю?
— Да нет, не с краю...
— Больше вы его слушайте, — проворчал Обжора. — Он вам сейчас наговорит. Пусть едет с нами и показывает!
— Сейчас и вправду нельзя, — сказал Самурай. — Надо ночью.
— Мы там ночью ничего не найдем! — взвился Леденец, который очень не любил темноты. — И времени жалко. Я предлагаю пойти сейчас или поехать. Хотя бы найдем место, а ночью будем смотреть.
Джамбул настороженно слушал.
— Что вам нужно-то? — тихо спросил он. — Вы спросите. Может, я так скажу — и разойдемся по-тихому?
Все одновременно с удивлением посмотрели на него.
— Ну что, скажем мальчику? — развеселился Обжора.
— Не скажем, — ответил Самурай. — Сами разберемся.
— А если не разберемся — тогда, конечно, скажем, — добавил Печеный. — И скажем, и спросим...
Обжора приблизился к Самураю и очень тихо прошептал:
— А чего нам, собственно, лезть непонятно куда? Давай-ка прямо здесь раскрутим парня на нежный разговор. Против спичек Печеного он не устоит, все выложит. Вот тогда и полезем...
— Говорить с ним, по-моему, сейчас не о чем, — вздохнул Самурай. — Сначала надо смотреть, а потом спрашивать по делу.
— Ну, как знаешь...
— Поехали! — пробурчал Печеный, включая зажигание.
Комбинат надвигался мрачной черной грудой сплетенного железа. Он был настолько огромен, что поражал воображение. Никто даже не разговаривал, все смотрели вперед. Одновременно он обступал дорогу с боков коробками опустевших складов, бесконечной чередой труб и эстакад.
Вскоре машина пошла между двух цехов, каждый из которых был в длину не меньше полукилометра. Эхо работающего двигателя стелилось по гладким стенам, поднимающимся на головокружительную высоту. Вдоль дороги развесили ветви давно не стриженные деревья — видимо, прежние хозяева заботились об озеленении своего предприятия.
— Стоило строить такую громаду, чтоб потом все бросить? — проговорил Обжора.
— А никто и не бросал, — ответил Леденец. — Это все временно заморожено. Они сюда еще вернутся.
— Пока они вернутся, местная шпана тут им все разломает.
— Тогда продадут комбинат нашим. Наши добрые — они все купят.
— Зачем покупать, если скоро и так все будет наше? — хмыкнул Обжора. — Срок аренды ведь истекает.
— Слишком философский вопрос, — ответил Леденец. — Русское гостеприимство, знаешь ли...