Олег повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь. С домом покончено. Отныне у него будут только убежища и норы. Впрочем, это ненадолго…

Было уже далеко за полночь, когда Олег миновал, наконец, лесной бурелом и выбрался на открытое место. Заросшая тропинка, которой он шел, спускалась здесь в отлогую долину, когда-то занимаемую садоводческим товариществом. Луна освещала забытое товарищество от края и до края, искусно вырезая на земле силуэты полуразвалившихся домиков.

Нигде ни огонька. Давным-давно в этих садах ничего съедобного не произрастало, и люди здесь бывали редко. Разве что такие же бедолаги, как Олег и его семья, но их огня отсюда не увидишь. Да что огня – такие и дым прятали. Где-то там – Олег отыскал глазами голое кряжистое дерево посреди поля – в домике с чудом сохранившейся крышей его ждут Зоя и Пашка.

Неясное предчувствие вдруг кольнуло в сердце. Что-то новое, подумал Олег. Ощущение опасности и непроходящее отчаяние давно стали привычными, снедали душу своим чередом, помаленьку. Но сейчас… А может быть, это не предчувствие? Кажется, ветка в лесу хрустнула. Он прислушался. Нет, тихо. От напряжения все это, вот что. А чего напрягаться? Ему-то!

Свернув с тропинки, Олег перелез через забор, пересек один участок, второй и широкой полосой травы, бывшей когда-то проезжей дорогой, двинулся вниз по склону.

На его условный стук дверь сразу открылась, и луна осветила заплаканное лицо жены. Зоя пролила немало слез за эти дни, но это были беззвучные слезы, они не мешали ей пилить в подполе дрова, готовить еду из ничтожного количества продуктов, дежурить у окна в свою и частью в Пашкину смену. Мало-помалу Олег привык к этим слезам, а вот сейчас удивился. Удивился себе. Оказывается, можно привыкнуть даже к такому.

– Наконец-то! – прошептала Зоя. – Я уже хотела навстречу идти…

Олег шагнул в темноту и запер за собой дверь.

– С ума сошла, – сказал он. – Как это навстречу? Зачем?

– Пашка пропал.

Олег вздрогнул. Вот оно, предчувствие.

– Когда? – спросил он.

– Еще днем. Сказал, что пройдется по дачам… и не вернулся.

Зоя всхлипнула.

– Ну, не реви. Он уже взрослый, сам знает… – Олег задумчиво глядел в окно. – И неизвестно еще, что лучше…

– Нет, – твердо сказала Зоя. – Мы должны его найти. Ему нужна помощь. Я чувствую, с ним что-то стряслось.

– Да где же его теперь искать? – возмущение Олега было притворным. Он знал, где.

– Известно, где, – спокойно произнесла Зоя. – В банде Крутого. Пашка мне все рассказал. Там настоящие ребята. С ними вместе хоть на смерть… Пыталась я его разубедить, да только все испортила, кажется.

Олег, все еще стоявший у окна, вдруг заметил вдали какое-то движение. И сейчас же над бывшими садами высоко взвилась осветительная ракета. Олег отпрянул. За окном на минуту установился день.

– Эй, падаль! – прорычал мегафон на соседнем участке. – Мы вас выследили. Выходите, не прячтесь! Ну, чего ждете? Все равно вам живыми не уйти!

На рассвете в самой глубине мертвого леса лежал истекающий кровью человек. К нему подошли двое: у одного на шее висел автомат, другой побелевшими от напряжения пальцами сжимал топор.

– Смотри-ка, куда уполз, – покачал головой тот, что был с автоматом, – на переломанных-то ногах! Ну, Кеша, давай!

Кеша побелел теперь лицом, переложил топор в левую руку, а правую стал вытирать об себя.

– Может быть, он того… готов уже? – В голосе его звучала надежда.

– Не! – заверил автоматчик, – вон шевелится…

Кеша плаксиво сморщился.

– Шевелится!.. Слушай, а может его пристрелить? А, Богдан? У тебя ж волына, ну что тебе стоит?

– Цыц! – прикрикнул строгий Богдан. – Емельяныч как велел? Топором. Кому? Тебе. Крови боишься? Как же тебя в дело брать, когда ты даже падаль прикончить не можешь? А может, ты и корешился с ним раньше? Нам таких не надо…

Богдан положил руку на автомат.

– Ну чего ты? Чего ты? – Кеша взял топор двумя руками и, пошатываясь, подошел к лежащему.

– Как же его… По шее, что ли?

Он замахнулся было, но вдруг выронил топор, упал на колени и заревел, давясь неудержимой рвотой:

– Не мо-гу-у…

Богдан плюнул.

– Все Крутому скажу. Время только с тобой терять. Смотри, солнце уже где, сволочь! А ну, кончай блевать! Отползай, тебе говорю, а то обоих положу!

Кеша, рыдая, поспешно отполз подальше. Богдан шагнул вперед, снял автомат и уже потянул было затвор, как вдруг за его спиной неслышно выросла тень. Тот самый, выроненный Кешей топор сверкнул на солнце и глубоко вонзился в затылок Богдана. Не издав и звука, Богдан рухнул на землю, вывернул набок разрубленную голову, и удивленно уставился в пространство. Над ним стояла Зоя.

…Олег выстрелил вслед удирающему второму бандиту и сразу бросился к Пашке. Вдвоем с Зоей они подняли его и понесли. Куда? Подальше от этого места – ни о чем другом они не думали. Возвращаться на дачи было нельзя, Зоя и Олег чудом ушли от облавы, ползком, через заросший бурьяном огород. Нельзя было и оставаться в лесу – здесь хозяйничала банда…

Впереди вдруг послышался треск сучьев. Широкой полосой навстречу шли люди.

– Ложись! – Олег опустил Пашку на землю и схватил автомат. Проверил магазин, передернул затвор. Потом достал из кармана пистолет и протянул его Зое.

– Здесь два патрона. Один ему, другой тебе…

Зоя кивнула. Все просто, по-деловому. Как и положено покойникам…

Цепь приближалась. Ни уйти от нее, ни укрыться…

– Олег! – раздался вдруг голос в цепи. – Олег, не стреляйте! Это я, Зарецкий!

Остров глыбой мрака проступил в тумане незадолго до наступления сумерек. Словно опустившись сверху, он навис прямо над лодкой, а уж затем стал медленно разрастаться вширь. При виде его Бакум забился в дальний угол и замер, оставив, как видно, последнюю надежду спастись. До этого несчастный рулевой лихорадочно метался по палубе, пробовал оторвать от коновязи бревно, чтобы сделать из него второе весло и плыть отсюда назад к берегу. В ответ на недоуменные вопросы диавардов он только отчаянно отмахивался.

Теперь же, глядя расширенными от страха глазами на приближающийся остров, Бакум вдруг заговорил сам:

– Разве мог я предположить, уезжая из тихого нашего Паймака, что окажусь в конце концов вот здесь?! Сам! Ведь сам же пришел!

Даяна, ковыляя, приблизилась к нему.

– Расскажи, наконец, чего ты так испугался?

Бакум смотрел куда-то сквозь ее и рассеянно кивал:

– Да, да. Все гордость проклятая, вот что. И откуда это берется в человеке? Мерзкая какая-то самонадеянность… Надо же, возомнил себя героем! Поперся неизвестно куда – благородством решил блеснуть! Блеснул.