На выбранном месте развернулись быстро, но затем дело застопорилось. Как всегда, тормозила связь. Наконец координаты были переданы, расчеты закончены. Бог войны – артиллерия, и сегодня именно он, майор Флеров, был Его Пророком. На крыльях взлетающих из-за его спины огненных змей на вторую линию обороны врага рушились смерть и безумие.

Наблюдая за валом огня и дыма, закрывшим горизонт в четырех километрах южнее, части немецкой второй линии уже были немного деморализованы. А когда, обогнав русские танки всего на пятнадцать минут, примчался на «Цундапе» обожженный лейтенант, орущий что-то совсем невообразимое, безотказный солдатский телеграф молниеносно привел окопную публику в состояние тягостного ожидания. Надо сказать, ненадолго. Так что огненные зерна упали на хорошо подготовленную и унавоженную страхом почву. Местами – унавоженную в буквальном смысле.

Ноябрь 1941 года стал началом звездного часа советских танковых войск. Накопленный в период отступлений и неудачных попыток контрударов опыт командиров, длительные тренировки экипажей и доведенная, наконец, до требуемых показателей надежность сплавились воедино, предоставив Советскому командованию грозное оружие, способное на равных противостоять немецким танковым клиньям.

Д. Пелед. «Красная Броня». Латрун, 1960

Давида бросало на водительском месте взад-вперед, артиллерия поработала на совесть. Здесь их не ждали – то ли немцы забыли, что зимой реки и прочие водоемы имеют свойство замерзать, то ли они двигались достаточно быстро – но сопротивление было не по-немецки малоубедительным. Справа между вздыбленных бревен капонира мелькнула разметавшая колеса противотанковая пушка, вокруг, раскиданные попаданием гаубичного снаряда, валялись останки расчета. Под еле слышное за прочими звуками завывание электромотора башня поехала вправо. «Короткая!» – Давид плавно тормознул, грянул выстрел, и без дополнительной команды танк снова рванулся вперед. Впереди, на линии окопов мелькали огоньки винтовок и пулеметов. Не задерживаясь, танк перевалил траншею и рванулся дальше. По броне застучало – может, какой ошалевший немец садит из пулемета, а может, кто-то из сзади идущих снял с брони особо борзого фрица с теллер-миной.[17]Ну и краску попутно попортил спасаемому товарищу, не без того. Насколько можно было разобрать из невнятицы в шлемофоне, потерь пока не было.

Линия окопов осталась позади, слева показалась колонна кавалерии – кони продирались через глубокий снег, мотали головами, но несли седоков параллельно лавине «тридцатьчетверок».

Через полчаса стремительной гонки полная везуха кончилась: то ли черт занес в попавшуюся на пути деревеньку немецкую часть, то ли они тут давно сидели – но идущая справа «тридцатьчетверка» дернулась и встала, получив в бок что-то достаточно крупное с полукилометра. Танки развернули башни, засыпая околицу снарядами, но командирский голос в рациях гнал железное стадо вперед – деревенькой займутся другие, ваша задача впереди. Еще один танк задымил, но остальные вышли из-под обстрела, продолжая рывок.

К цели первого дня наступления вышли только вечером. Поселок невелик, но по зимнему морозу немцы без гарнизона оставить ее не могли никак. Так что бригаду «тридцатьчетверок» придержали до подхода батальона усиления на «KB», лыжного полка и реактивных установок в поддержку.

Пока следовавшие на марше за танками «Катюши» разворачивались, танкисты успели покурить по кучкам и обменяться впечатлениями. Зрелище разгрома, отмечающего путь ударной армии, согревало душу, одновременно наполняя ее веселой злостью. «Совсем, уроды, матчасть не учат. На арапа взять хотели. Книжки умные почитали б, что ли… Коленкура там… Про наполеоновский поход!» – Комвзвода Кошкин был в мирное время школьным учителем где-то под Мурманском. Мужик был правильный, бывший кавалерист, а впечатление такое, что в танковой башне родился. Начитан был до невозможности. Догрызая сухпай, дружно пришли к выводу, что Гитлеру остров Святой Елены не светит. Два квадратных дециметра под осиновый кол в центре Берлина всегда найти можно. Город большой, Европа, блин.

Давид щенячьего оптимизма товарищей не разделял, но пока все шло достаточно гладко…

Сержант Фофанов остановил переоборудованный тягач, не доходя пару сотен метров до жидкой рощицы, и опустил на стекла бронещитки, после чего выскочил из машины. Во-первых, находиться в кабине во время залпа – сомнительное удовольствие, а во-вторых, при перезарядке ни одна пара рук, тем более таких здоровенных, лишней не будет. Расчет рассеялся на безопасном расстоянии, командир установки, поколдовав с маховичками, полез в кабину. «Лучше вы, товарищ командир, чем я». Фигура на правом фланге строя «Сталинцев» махнула флажком, полтора десятка рук повернули ручки коммутаторов. Казалось, машины присели, выплевывая в небо ракеты. Это, конечно, было, иллюзией, как и то, что в пяти километрах, на окраине огрызающейся деревеньки, разверзся настоящий ад. Пехота второго эшелона, «чистильщики», поднималась в атаку еще два раза, и раз пришлось перезаряжать установки и накрывать деревеньку огнем, прежде чем фигуры в белых халатах ворвались на окраину.

Два залпа с одной позиции, конечно, риск – но погода, как на заказ, действиям авиации не способствовала. Сворачивались, на всякий случай, быстро, в темпе вальса. Танки головной бригады ушли вперед, полк, сопровождаемый десятком трофейных «ганомагов», потеснил пехоту на обочину относительно целой дороги.

Пехтура с завистью поглядывала на трофейные полугусеничники – но им ничего не светило. Машины были по обрез бортов нагружены ракетами и еще пара несла что-то счетверено-крупнокалиберное. Зенитное прикрытие было, конечно, хиленьким, но больше выделить просто не смогли. И так, видимо, трофеи со всего фронта подбросили.

Ничего, ребята. Мы своим огнем сбережем ваши шкуры понадежнее, чем миллиметры брони. Хватило бы ракет.

Лучшее средство ПВО – наши танки на аэродроме противника.

Автор неизвестен

Танки шли по звенящей от внезапно наступивших морозов, чуть припорошенной снегом земле. Когда-то это было дорогой, за всю прошедшую осень сновавшие туда-сюда машины – сначала наши, потом немецкие, превратили вполне приличное «в среднем по больнице» шоссе в реку грязи. Потом грязевые волны выстудило, и танки раскачивались на них, как лодки на перекате. Десантники держались за обжигающие руки ледяные скобы, стараясь не сверзиться под траки следующей машины. Кое-кто прихватился ремнями и дремал. Конники из приданного кавполка тоже, похоже, дрыхли прямо в седлах. Солдат умеет спать в любом положении, если по нему не стреляют.

Стрелять было некому. Не ожидавшие подобного нахальства от истекающих кровью в кварталах собственной столицы большевиков, немцы проморгали удар под Молодями и позволили танковой бригаде и кавалеристам уже на второй день наступления прорваться в глубокий тыл. Сейчас колонна шла пустошами и проселками между железкой и рокадой, по которой немцы лихорадочно стягивали к участку прорыва снимаемые из Москвы и с других участков фронта резервы. Калужское шоссе форсировали с ходу, чему немало поспособствовали шедший в голове трофейный «Pz-III», захапанный командиром бригады ради лучшего обзора и связи. По крайней мере, раньше, чем пост на перекрестке успел разглядеть на бортовой броне красные звезды, десант «привел к молчанию» и пост, и караулку. Наро-Фоминск обошли с востока, попутно разнеся в хлам немецкий ремонтный поезд, занимавшийся не тем делом, не в том месте и не в то время. Идеально было бы обойтись без шума – но время уже поджимало. До утра оставалось всего ничего.