Дрожащими пальцами я распутала завязки на сумке, запуская руку внутрь и вытаскивая молитвенник. У меня не было идей, не было ни единой, самой захудалой мыслишки о том, что же я могу сделать в такой ситуации. Сейчас, ища ответы на вопросы в читаном-перечитаном молитвеннике, я бы могла понять тех, кто ищет их в Торе или в любом другом писании, только вот времени на то, чтобы иронизировать над собой, у меня не было.

Взгляд лихорадочно скользил по страницам, пока я наконец не нашла то, что, как мне показалось, могло помочь.

Коррин сказал, что эти существа очень чувствительны к Ато, а уж этого добра у меня сейчас предостаточно. Лишь бы все вышло, лишь бы…

Я встала на четвереньки и погрузила обе руки в холодную воду. До моих ушей снова донесся голос островитянина, заглушаемый шумом волн и воем-визгом иларов.

– Пади пред гневом воинства ее, как падает трава под острою косою… – Я торопливо, как нерадивая ученица, заучившая стишок на переменке, начинаю декламировать и тут же сбиваюсь. Зло ударяю кулаком по камню и начинаю снова, стараясь не вслушиваться в звуки, идущие из-за пределов грота:

Я услышала знакомое, отдаленное эхо задетой басовой струны и даже не успела обрадоваться, как она тут же затихла.

«Да чтоб тебя! Сука! Сосредоточься!» – мысленно рыкнула на себя, до боли сжав кулаки и чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Я закрыла глаза и подняла лицо к каменному своду, злясь на весь мир и на себя за собственное бессилие.

Последние строки я кричала, слыша, как набирает мощь гудение неосязаемой струны, как вдруг теплеет вода вокруг моих рук.

– Пади пред гневом воинства ее, как падает трава…

На меня нахлынуло странное, полуэйфоричное состояние. Ярость, чистая и незамутненная, затопила все мое сознание. Я, упиваясь собственным голосом, грохотавшим под сводами грота, видела пред закрытыми глазами людей, сотни и тысячи людей, бежавших прочь. Чувствовала их страх каждой частичкой своего тела и наслаждалась им, как изысканным напитком. Видела поле, усеянное телами побежденных. Видела полыхающее от пожаров небо над городом, чьи разбитые ворота валялись обломками перед входной аркой.

– …Иль в ужасе беги – мне дела нет!

Видение перед моими глазами вдруг сменилось. Я видела, как среди бежавших наперерез толпе шел человек. Серая тень, силуэт без лица, сотканный из мглистого тумана. Шел прямо ко мне!

– Осмелься только взгляд поднять, и обагрится меч мой кровью… – рычу ему я.

Кто он такой, что смеет бросать мне вызов? Все должны подчиниться, все должны…

Видение оборвалось, вспыхнув болью.

Оказываться за бортом в соленой воде Харакашу приходилось далеко не первый раз в своей жизни. Правда, учитывая окружение, этот раз мог стать последним. Ни топор, ни багор здесь не принесли бы пользы – мастер меча был слишком медленным в воде, а илары были слишком быстры. Багор был брошен сразу, топор Харакаш сунул за пояс, не желая расставаться с любимым оружием. Выдернув из-за голенища сапога нож, островитянин тут же был вынужден им воспользоваться, схватив вцепившуюся в него тварь за шею и вспоров ей брюхо.

Чернильно-красная кровь облаком растеклась в воде, тут же приманивая к себе одуревших от ее запаха иларов.

Островитянин в несколько мощных гребков вынырнул на поверхность, едва успевая набрать воздуха в грудь, как его тут же снова утащили под воду.

Предплечье, а затем и бок обжигает болью. Харакаш наотмашь бьет ножом в верткую подводную тварь, что ухитрилась достать его когтями, а затем усилием воли сжимает челюсти, чтобы не выпустить драгоценный воздух, когда в плечо впиваются острые зубы подплывшего со спины существа.

Он даже не успевает нанести удар, когда вдруг из глубин выныривает еще один илар, чуть крупнее остальных, с уродливым зажившим шрамом поперек тела. Он коротким движением перерезает костяным ножом горло своему соплеменнику, что вцепился в человеческое плечо, а потом открывает рот и низко, вибрирующе кричит на кружащих совсем рядом подводных обитателей, отчего на короткий миг вокруг возникает пустота.

Осмыслять поведение подводного народа Харакашу некогда. Он снова выныривает на поверхность, жадно глотая воздух, и крутит головой, пытаясь найти плот.

На крепостной стене слышны какие-то крики и, как кажется островитянину, голос Бернарда.

«На кой собачий хер я во все это ввязался! Ну сразу же было ясно, что это все не будет простым военным походом туда-обратно на пару недель! Нет, засвербела в заднице жажда приключений, замаячила возможность отдать долг королевской семье… Почти век прожил, а мозгов не нажил!» – подумал Харакаш.

– Залп! – доносит ветер команду со стены, и островитянин, мысленно взвыв, в максимально возможном темпе гребет к качающемуся на волнах плоту. За его спиной в воду вонзается десяток стрел, слышится тонкий визг – какая-то из них нашла свою мишень.

Когтистые лапы вцепляются в ногу чуть ниже колена – Харакаш, задержав дыхание, ныряет под воду и бьет второй ногой в лицо илару, пока тот не отцепляется, утаскивая с собой левый сапог.

Да чтоб ты подавился, тварь!

В несколько мощных гребков островитянин достигает плота, выбирается на него и наконец чуть переводит дух, оглядываясь на воду.

Такого выросший на островах, исконной морской родине иларов, Харакаш не видел никогда в своей жизни. Описать это можно было лишь одним словом – резня.

Они бились друг против друга, жестоко и непримиримо. Мастер меча то и дело видел удары костяных или каменных ножей, что пускались в ход без промедления. Увидел Харакаш и свой багор в руках того самого илара, что по какой-то причине спас его.

Постепенно островитянин смог условно определить две группы, одну – вооруженную ножами, но малочисленную, другую – без оружия, но почти вдвое превышающую по численности своих противников.

Град стрел заставлял их опускаться глубже в воду, но, сцепившись в схватке, они то и дело поднимались в верхние воды, окрашивая их кровью. На поверхности уже плавало несколько разорванных тел… и весло.

Стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания, Харакаш, подгребая здоровой рукой, смог подогнать плот поближе, и ровно в тот момент, когда до весла оставалось совсем немного, что-то изменилось.