«Я хочу сказать, что люблю Вас, но даже этого не могу сказать вам лично. У меня всё хорошо, обо мне не беспокойтесь. Как мне хочется услыхать поподробнее о вас. Все письма ко мне зашифровывайте, а адрес поручите написать вашему камердинеру. Кому адресовать мои письма к вам? Без них я не могу жить. Прощайте, мой самый любящий, самый любимый человек на земле. Я обнимаю вас от всего сердца».

А её супруг, этот бесчувственный толстяк, иначе смотрел на жизнь. В день позорного возвращения в Париж он записал в своём дневнике: «Выпил молочной сыворотки».

Людовик XVI знал, что революция ничего с ним пока не сделает. Они хотят конституции, но для этого нужен король, причём не мёртвый, а живой. Поэтому ведущие революционные партии и Национальное собрание постарались замять скандальное дело с побегом королевской семьи в Варенн. «Никакого побега не было, — стали распространять они повсюду выгодную для них ложь. Король никуда не уезжал без спроса. Его просто «похитили».

Король и королева вновь оказались на положении пленников. Птички водворены в золотую клетку в Тюильри. Охрана многократно усиливается, чтобы отбить у королевской семьи всякую охоту к повторению свой неудачной авантюры. Часовые разгуливают с ружьём наперевес даже по крышам дворца. Предусмотрена каждая мелочь.

Мария-Антуанетта в полном отчаянии. Как быть? Можно ли в таком положении продолжать борьбу? Она пишет своему ненаглядному де Ферзену: «Я не живу, я существую... Как я переживаю из-за вас, как сожалею, что вас нет рядом... Некому даже поплакаться... Нас охраняют и днём, и ночью...»

А граф оставляет в своём «Дневнике» такую запись: «Офицеры охраны дошли до такой наглости, что захотели ночевать в покоях королевы, в её спальне, чтобы и ночь не спускать с неё глаз. Ей удалось добиться только одного, — чтобы они ночевали в коридоре между двумя дверьми. Дважды, а то и трижды за ночь они входят к ней, чтобы убедиться, в кровати ли она. Какой ужас!»

Безвольный король готов на всё. Он по-прежнему не желает ничего предпринимать, целиком полагаясь на свою супругу. Когда к нему явились члены парламентской комиссии по расследованию его «похищения» — власти упрямо придерживаются этой зыбкой версии, — Людовик XVI любезно их принял в своём кабинете и, повернувшись к сестре, сказал:

— Елизавета, дорогая, сходи к королеве, узнай, не сможет ли она принять этих господ. Пусть она их выслушает.

Король понимал, конечно, что у него всё меньше возможностей играть роль монарха. Он связан по рукам и ногам. Но, кажется, такое вынужденное безделье ему даже нравилось. Теперь он предоставлен самому себе, и досуга у него хоть отбавляй. Король вдруг проявил интерес к статистике. В своём интимном «Дневнике» он делает такую любопытную запись: «С1775по1791 год я выходил из дворца 2636 раз».

В дни второго пленения Мария-Антуанетта как никогда прежде осознала всё ничтожество этого человека, своего мужа. Через несколько дней после возвращения в столицу ей стало ясно, что та роковая ночь, проведённая в Варение, стала роковой не только из-за неудачного бегства королевской четы, а из-за тех событий, которые сейчас разворачивались за пределами Франции и которые, несомненно, будут иметь самые печальные последствия в её стране.

Брат короля, граф Прованский, наконец, сбросил маску, прекратил притворную игру в подчинение Людовику XVI. Они с супругой бежали из Парижа в ту же ночь, но им повезло больше. Они беспрепятственно добрались до Брюсселя. Там граф объявил себя регентом, законным претендентом на трон, разумеется, «временно», покуда его старший брат находится на положении заключённого. Но нет ничего более постоянного, чем «временное». В глубине души он искренне надеялся, что Мария-Антуанетта и, возможно, маленький дофин погибнут, и тогда он сможет стать Людовиком XVIII. С графом Д’Артуа, младшим братом, они стали бряцать оружием за границей, подстрекать Францию к войне.

Королева в своём заточении напряжённо думала. И вот наконец она приняла важное решение заменить монарха, который давно стал лишь призраком. Но где получить поддержку? Если она возьмёт бразды правления в свои руки, ей придётся вести отчаянную борьбу с двойной опасностью: с республиканизмом в своей стране и с развязыванием войны, затеянной принцами за рубежом. Трудная, почти неразрешимая задача для слабой, одинокой женщины, покинутой всеми друзьями! Может, обратиться к правым в Национальном собрании? Вряд ли это поможет. 286 депутатов отказались принимать участие в его заседаниях, покуда король остаётся «пленником». Эта «внутренняя эмиграция» оставляла королевскую чету лицом к лицу с якобинцами. Как сейчас не хватало хитроумного Мирабо! Он наверняка бы что-нибудь придумал. Может, прибегнуть к помощи этого провинциального адвоката Антуана Варнава, лидера партии фельянов[11], который пользуется большим влиянием в Национальном собрании и даже является членом его руководящего органа — триумвирата?

Мария-Антуанетта встретилась с ним и сразу поняла, что его можно заманить в свои сети — падок на лесть. Она написала ему милое письмецо, в котором сумела сыграть на его слабой струнке. «Я готова к любой жертве, — если только это на самом деле приведёт ко всеобщему благу».

Польщённый Варнав показал письмо своим друзьям. Они обрадовались, но одновременно с этим испугались — стоит ли заключать тайное соглашение с такой опасной партнёршей? В конце концов сомнения были преодолёны. Фельяны решили стать советниками королевы. (О короле вообще уже речь не шла, как будто его нет на свете.) Прежде всего королева должна убедить жадных до власти братцев короля вернуться во Францию и склонить его самого к признанию французской конституции. Мария-Антуанетта приняла все их предложения. И тут же Варнав в завуалированной форме выступил в Национальном собрании в защиту королевской четы:

— В ту минуту, когда весь народ свободен, когда все французы получили равенство, желать больше — означает утратить свободу и стать в этом виновными.

Ему бурно рукоплескали. Робеспьеру даже не дали раскрыть рта. Благодарная королева выполняла данные ею обещания. Она уговорила короля принять конституцию и просила своего брата Леопольда не вмешиваться в дела Франции, если он не желает отречения от престола её супруга.

Закулисная деятельность Марии-Антуанетты принесла свои плоды. Варнав и его друзья добились голосования в Национальном собрании о принятии конституции. Она давала королю права, правда, ограниченные, но, несомненно, неизмеримо больше тех, которыми предлагали наделить его левые. Теперь король даже имеет право «вето», если ему не понравится какой-то закон. Он, как и прежде, будет назначать своих министров, послов и военачальников, но у него на всякий случай отняли право «объявления войны».

14 сентября 1791 года Людовику XVI предстояло в Национальном собрании произнести речь и присягнуть на верность конституции. Мария-Антуанетта сама составила текст речи, тщательно его отредактировала. Теперь оставалось ждать только одного — как пройдёт эта необычная церемония. Но она вылилась в откровенную комедию, достойную пера Бомарше.