Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гриша с трудом доехал до аэропорта, стекла такси были залеплены липким мокрым снегом, с которым еле справлялись щетки. В зале вылета он сразу увидел свою группу, человек двадцать молодых врачей. Люди были оживлены и Гриша увидел у них на лицах досаду и раздражение. Сразу стало понятно почему: их рейс отменили, а с ним еще десятки других. Обледенение полосы, туман. Это было бы еще пол-беды. Они летели до Парижа, потом пересаживались на местную линию, а Париже были сильные снегопады, обещающие усилится. Обычным пассажирам таких подробностей конечно не сообщили, но Гриша сходил в специальную комнатку, где сидели Шереметьевские пограничники, объяснился и ему сказали про прогноз. Стало ясно, что вылета придется ждать долго, может даже и до завтра, и следует ехать домой. Их обещали отправить сразу же, как разрешат полеты, но этого до вечера точно не произойдет. Гриша поехал в Москву, решив из дому звонить время от времени начальнику смены погранцов.
На улицах стало светлеть, Гриша сидел нахохлившись в такси и думал о чашке крепкого кофе с Маней у них на кухне. Вот она удивится, что он вернулся. Он вышел у подъезда в сырую мразь пустынного в этот час двора и, расплачиваясь, увидел припаркованную и уже почти занесенную снегом машину, похожую на Валеркину бордовую 'девятку'. 'Да, нет … что Валерке здесь делать?' – лениво подумал Гриша в лифте. Он посмотрел на часы, начало девятого … Маня может быть даже еще в постели, утром, когда он уходил, она не проснулась.
Аллка была с Марусиными родителями на даче. Они в последнее время предпочитали всю зиму жить на теплой благоустроенной даче в Отдыхе. На эту неделю они взяли с собой маленькую Аллку, так как в школе был карантин по ветрянке. Гриша открыл дверь своим ключом, вдруг Маня спит … в квартире было тихо. Гриша стал стягивать с ног невысокие сапоги, и уже собираясь надеть тапочки и пройти на кухню, вдруг увидел на вешалке Валерину куртку. 'Ага, это была его машина. Все-таки я был прав. Где же они? Что так тихо-то?' – Гриша уже совсем было собрался подать голос, но раздумал, решив всех разыграть, внезапно появившись на кухне, заорать 'а вот и я … не ждали?'
Дверь в спальню, выходившая в переднюю, была немного приоткрыта. Совсем чуть-чуть, просто щелочка. Гриша, стараясь раньше времени не шуметь прошел мимо этой приоткрытой двери и машинально заглянул в спальню … и тут он их увидел, сразу охватив всю сюрреалистическую картину, которая и по сей день мелькала в его мозгу яркой обжигающей вспышкой: расстеленная кровать, сбившееся одеяло, утренний свет сквозь плотные занавески … в постели лежали его жена Маша и его друг Валера. Манины раскинутые бедра, голые маленькие ноги, длинные разметанные по подушке светлые в рыжину волосы … Валерина крепкая спина, ягодицы и сильные ноги, с длинными ступнями. Они могли бы просто лежать рядом в постели, этого было бы достаточно, но судьба Гришу не пощадила. Они не просто лежали, Валерино тело плавно и ритмично двигалось в его Марусе, он облокачивался на руки, и пристально смотрел на ее лицо, с плотно прикрытыми глазами.
Они не услышали, как он зашел в квартиру, потому что им было не до кого. Гриша застыл. Движения Валеры стали убыстряться, он застонал и упал всем телом на Машу. Маша в изнеможении глубоко вздохнула. 'Это она с ним вместе кончила. Маша никогда не кричит' – Гришин мозг просто фиксировал их действия, не давая ему никаких больше импульсов. Ребята продолжали лежать друг на друге, не замечая Гришиного взгляда.
Время от времени, почти всегда, когда Гриша сам приходил домой от женщины, он представлял себе Маню с другим … он знал, что Маруся на это неспособна, ей никто кроме него не нужен, что он бы заметил … его фантазии были как бы 'теоретическими': а что он сделает? А что он скажет? Ударит? Убьет? Заорет? А потом …? До конца Гриша, даже слегка мучаясь запоздалыми угрызениями совести, эти мысли не додумывал. Очень уж они были глупыми. Но даже, если в уголке сознания, он еще мог представить себе, что Маня может с кем-то быть … Гриша не допускал мысли, что этим 'кем-то' станет его лучший друг Валера. Этого просто не могло быть.
Гриша помнил, что в висках у него застучало. Он понимал, что ему следует отойти от двери, но он не мог пошевелиться. Валера перекатился на бок, взял с тумбочки сигареты, что-то сказал Мане на ухо. Она тихонько засмеялась. Он положил ей руку на живот. В комнате было уютно и жарко, они так и лежали голые, не желая накрываться одеялом. Раньше Грише казалось, что если 'вот так', он что-нибудь сделает, но он чувствовал только страшный упадок сил, не было энергии ни на крики, ни на объяснения, ни, тем более, на драку. Он просто попятился в коридор, надел сапоги, снял с крючка куртку и вышел на лестницу с непокрытой головой, шапка и шарф так и остались висеть. Он медленно спустился на лифте, вышел на улицу и куда-то побрел по улице, не замечая, как густой снег слепит ему глаза, забивается в уши. Он прошел довольно большое расстояние по Красносельской улице и вышел к Сокольническому парку. Там в этом час почти никого не было. Он шел мимо покрытых снегом лавочек, павильонов, прудов, потом долго сидел в какой-то забегаловке, ковыряя вилкой пельмени, запивая их суррогатным сладким кофе из котла. Валерина спина и раскинутые Машины ноги на их кровати остановились в его сознании стоп-кадром, этот остановившийся кадр никак не хотел сменяться чем-то еще. Кроме 'кадра' в Гришиной голове были еще и мысли. Собственно их было несколько и все похожие, но все-таки разные:
– Что вообще теперь делать? И что делать сейчас? Идти домой? Не ходить домой? Но тогда куда идти? Он же на работе, ему следует быть дома и звонить в Шереметьево. Что
