бесплодная женщина, что некогда была твоей женой, о мудрый брат мой.

– Поистине благородная женщина! – Наг Хон Фа прикрыл глаза и продолжал: – Пять дней тому назад я написал ей и выслал ей деньги на поезд до Нью-Йорка.

– А! – тихо выдохнул торговец.

Последовала новая пауза.

Младший двоюродный брат Юн Лона помешивал темный опиум, который на огне становился золотого и янтарного цветов.

– Извольте закурить, – предложил торговец.

Наг Хон Фа полностью закрыл глаза. Его толстое лицо, желтое, как старый пергамент, казалось безразличным, бессмысленным, почти спящим.

Наконец он заговорил:

– Твоя благородная сестра, Юн Цюай, станет превосходной матерью детям моей покойной жены.

– Бесспорно.

Снова последовала пауза, и снова ее прервал Наг Хон Фа. Его голос был спокоен и мелодичен, как старинный храмовый гонг, позеленевший от прошедших веков.

– Друг мой, – сказал он, – помнится, ты подарил моей покойной жене драгоценный браслет…

Юн Лон быстро поднял глаза, затем снова их опустил, увидев спокойное лицо Хон Фа.

Тот продолжал:

– Сперва я истолковал это неправильно. Мое сердце было ослеплено, и гнев опалил мою душу. Я – и теперь я стыжусь в этом признаться, – питал к тебе недобрые чувства. Затем я вспомнил, что ты был старшим братом Юн Цюай и в высшей степени благородным человеком, и рассудил, что, подарив моей жене браслет, ты таким образом изъявил дружественные чувства ко мне, твоему другу и ее мужу. Прав ли я?

Юн Лон вновь вдохнул опиумный дым и отклонился назад, чтобы свободнее дышать и дольше удерживать в легких пары этого наркотика, который так располагал к философским рассуждениям.

– Да, – ответил он через пару минут. – Твои губы произнесли слова, преисполненные сообразности и разума. Есть только один маленький вопрос.

– Не сомневайся, я решу его самым благородным образом.

Юн Лон присел и стал медленно обмахиваться веером.

– Когда я назначил матери твоих детей встречу, – сказал он, – дабы рассказать ей о дружественных чувствах, которые я питаю к тебе, и в доказательство этих чувств подарить ей драгоценный браслет, я боялся длинных языков, что населяют Пэлл-стрит, и сплетен, которые они разносят. Поэтому я встретился с твоей женой в задней комнате магазина на улице Бауэри, принадлежащего Секоре Гарсия. После я пришел к заключению, что это было неразумно, ведь инородка могла неправильно понять мои намерения. Возможно, она начнет разносить слухи, и тогда мы оба, ты и я, потеряем лица, а дух твоей покойной жены будет запятнан. Что говорит «Трактат о правилах поведения»? «Не стоит кричать на улице о том, о чем шепчутся в стенах дома». Не думаешь ли ты, что с этой инородкой стоит…

Наг Хон Фа ласково улыбнулся собеседнику.

– Правдивы слова твои, о мудрый брат мой, – сказал он, поднимаясь. – Ради соблюдения твоей и моей чести, а также чести духа моей покойной жены, я позабочусь о том, чтобы инородка сохраняла молчание. – Он небрежно махнул своей пухлой рукой. – Да-да, позабочусь лишь во имя благопристойности. Ничего особенно важного в этом нет.

Он поклонился, вышел из магазина и направился в свой дом, чтобы взять нож.