Дуан прекрасно понимал, насколько нелепо выглядит в своем положении, и с усилием начал подниматься. Руки ему не протянули; юный король Дрэн Вударэс только улыбался уголками тонких, почти бескровных, таких же бескровных, как вся бледная кожа, губ.

— Непривычно будет сказать это, но… здравствуй, мой дорогой ко’эрр. Приятно видеть тебя чистым, трезвым и выбритым. Не потеряй сапоги.

— Не потеряю…

— Ну-ну. Ты явно не в себе.

На такое проще показалось промолчать, что Дуан и сделал. И все время, что он пытался вернуть себе самообладание, за ним продолжали снисходительно наблюдать. Тилманец уступал в росте на две головы и успел увидеть на четыре-пять Приливов меньше. Возрастом он был примерно как принц Арро, но возрастом сходства и оканчивались. И слава богам.

— Вот же недотепа… — опять не отказал себе в удовольствии Вударэс.

— Просто сложный день, Дрэн.

— Все дни сложные. — Король Тилмы манерно пригладил волосы надушенной рукой. — Но не во все ведь нужно валяться в грязи? Я вот вообще в ней не валяюсь.

И это было правдой, Дуан не спорил. Но, благо, людей, похожих на Вударэса, на свете жило довольно мало.

…Рано осиротев, своего первого регента Дрэн повесил после пятнадцатого Прилива, следом — еще троих. Свою первую и последнюю для мирной Тилмы войну — с сагибом Азралахом за остров Агара, самовосполняющееся месторождение самоцветов, — юный монарх выиграл в шестнадцать, завершив начинания отца. После этого его раннюю самостоятельность безропотно приняли даже Тридцать — совещательный тилманский орден, куда входили старые бароны. А к следующему Приливу беловолосое существо с черными провалами глаз, эфемерное и болезненное в детстве и неожиданно расцветшее в отрочестве, уже было возведено народом едва ли не в ранг детей Богов. Тилманцы обожали короля, настолько, что расписали бы его портретами все стены домов, не запрети он вообще где-либо запечатлять свой облик, даже чеканить на внутренней стороне монеток-ракушек. Он был странным, очень странным человеком, — например, суеверно боялся проклятий, потому и не разбрасывался собственным лицом. Зато все, кто помнил старые времена, сходились на одном: в последнем правителе династии, имевшей гербом бело-синий крестоцветный лилейник, сочетались все лучшее и все худшее, что вообще было в искусниках, в тилманском народе. Вударэс умел пользоваться как теми, так и другими качествами и делал это крайне избирательно, руководствуясь лишь настроением, переменчивым, как морская буря.

Жестокий вольный нрав молодого монарха плохо поддавался даже увещеваниям жрецов, что говорить о прежнем окружении родителей? Окружению этому Вударэс не доверял: слишком рано уснула вся венценосная семья — старшая сестра, братья и мать с отцом. Конечно, юноше было известно, что при дворе Тилмы яды в куда большем почете, чем у прямой, приветливой знати той же Альра’Иллы, и Нира, и Тура. Нигде в Морском Краю не травили так изощренно, как в Тилме. Конечно, Вударэс опасался за свою шкуру и был осторожнее ласки, но при этом — отважнее любого более крупного хищника. А вообще в нем всегда чудилось что-то от пиратов, может, поэтому Дуан немного восхищался им и, — это уже не подразумевало сомнений, — уважал. Причины имелись.

— Я здесь проездом, на корабле, — не дожидаясь вопросов и не задавая своих, сообщил Вударэс. — Весьма жаль, что я не смог воспользоваться… ммм… твоими услугами. Где «Ласарра»?

— Я не знаю, — тихо откликнулся Дуан, обуваясь и приводя себя в порядок. — Задержишься?

— Ночь, не больше, и того не планировал. Просто захотелось на тебя посмотреть. — Юноша, которого король Альра’Иллы редко называл этим словом даже в мыслях, поймал в ладонь пару капель. — Никогда не думал, что доживу до такого. Капитан Два Лица уселся на папочкин трон!

Дуан невольно усмехнулся в ответ и предложил отправиться в жилую часть резиденции, где, как оказалось, уже располагался на ночлег эскорт, взятый правителем Тилмы с собой. Почти все это время оба молчали, говорили лишь о формальной ерунде. Их настоящие разговоры никогда, ни в коей мере не могли касаться чужих ушей.

…Рыжая свела Дуана с тилманцем, когда Железный еще только ушел к перевалам. Вударэс несколько раз предлагал пиратам «Ласарры» неплохие авантюры, аккуратно и без обмана за них платил, но сближаться настолько, чтобы, например, в обход Гильдии предложить место в эскадре Соколов, не спешил. Он въедливо наблюдал за молодым капитаном, и Дуан в свое время пожалел, что не сразу догадался о природе этого наблюдения. Впрочем, тогда он еще не был особо проницателен.

Дуан хорошо помнил, как после удачного рейда на заморские острова — за проклятым перстнем с особенно большим чистым камнем — король пригласил его выпить вина. Как в один момент по хлопку холеных белых ладоней в зале сами захлопнулись двери и застучала поступь стражи — немой до последнего солдата, только таких в этом крыле и держали. И как Вударэс, приблизившись вплотную, тихо и вкрадчиво шепнул одну фразу:

— Значит… Ино ле Спада, пропавший принц.

Дуан, честно говоря, с беспокойством ждал от этого меченного Домкано и глубоко порочного существа других слов и действий: сплетничали, будто он любит не только красивых женщин, но порой и мужчин. Дуан даже готовился ударить зарвавшегося юнца ножом, но теперь в первый миг испуганно выдохнул, а во второй — совсем перестал дышать. Все оказалось хуже, куда хуже опасений. А тилманец как ни в чем не бывало улыбнулся, отошел и налил себе вина.

— Ну я же не дурак! — это все, что он счел нужным прибавить. — Не люблю быть дураком. Выпьем еще немного? Как монарх с монархом?

И они выпили.

Мотивы, по которым Вударэс уже столько Приливов хранил тайну Дуана, не обсуждались и были загадочными. И кто знает, может, одним из них было даже понимание, другим — честность, третьим — любовь к хитростям и тайнам… ну а остальную часть составлял простой расчет.

— Мне выгоднее иметь тебя пиратом. Волком с уклоном в Крысу, отбросом общества. Кто знает, что ты разболтаешь обо мне, став королем?

Дуан понимал. Усмехался. И ценил. Ему действительно было что разболтать при желании.

* * *

— Жаль, что он так быстро ушел… славный мальчик. Очень.

Король Вударэс говорил это, томно развалившись в кресле у камина и полуприкрыв глаза; в опушении белесых ресниц они напоминали жирных черных мух. Дуан, несколько расслабившийся от вина, бездумно смотрел на дверь гостиной, только что захлопнувшуюся за принцем Фаарродданом о’Конооарром. Нирец выдержал в обществе тилманца ужин и около десяти швэ беседы, после чего, сославшись на усталость от дня в порту, отправился в свои покои. Но когда Дуан, прощаясь, одними губами шепнул: «Он завтра уедет!», на непроницаемом лице мелькнуло облегчение.

— Ты его испугал, — укоризненно сказал капитан «Ласарры», ставя ноги на низенькую табуретку. — Знаешь, некоторые не любят, когда на них смотрят так… ну… как ты смотришь на почти все, что ходит вокруг тебя. Тем более, у Арро есть невеста.