– Конечно. Обычно он звонил в обед, перед тихим часом. Так было и сегодня… – она взглянула на часы. – То есть вчера. Ему доложили о трагедии.

– А он?

– Положил трубку.

– И все?

– Все. Эльза больше не нуждается в его опеке.

Астра налила себе вторую чашку чая, ее мучила жажда. Нос покраснел, горло першило, появился озноб.

– У меня температура… – пробормотала она. – Аспирин есть?

– Найдем. Где Эльза взяла веревку?

– Что? А-а, веревку… истопник сказал, на хоздворе. Они натягивали такие веревки для сушки покрывал и тонких ковров.

– Ясно…

– А у меня в голове каша, – призналась Астра. – Вроде бы многое встало на свои места, но чувства удовлетворения я не испытываю.

– По крайней мере, петли тебе бояться не стоит! – неудачно пошутил Карелин. – В нее угодила другая жертва.

– Вот, ты тоже так думаешь. – Она посыпала ломтик лимона сахаром и, скривившись, жевала. – Очень неожиданно все разрешилось! Как по заказу. Только почему Ида Вильгельмовна умерла?

– Время ее пришло. Бывает, человек на вид здоровый, лег спать и не проснулся. Эльза опоздала со своей местью. Да и был ли повод?

– Неисповедимы фантазии больного ума… – произнесла Астра, отрешенно глядя вдаль. – А Марина? Ее тоже Эльза убила? Но она убегала из пансионата только раз, в ночь пожара.

– Эльза, возможно, хотела расправиться с баронессой, но не успела этого сделать. Так что твое «тоже» неуместно. Марину убил кто-то другой. Она даже не была знакома с Коржавиной!

«Вода… огонь и петля… виселица, повешенный… – размышляла Астра, отключившись от того, что говорил Матвей. – У кельтов существовали три основных вида жертвоприношений: утопление, сожжение и повешение на священном дереве…»

– Я не смогла поговорить с Эльзой! – невпопад произнесла она. – Флэшка принадлежала ей, я уверена. И корень! Мандрагору в черной магии использовали для лишения человека рассудка или красоты… Это не просто корень влюбленных. Да, из него изготавливали любовный напиток, но не только. Гиппократ применял малые дозы мандрагоры для избавления от страха и депрессивных состояний. Большие дозы вызывают галлюцинации, глубокий беспробудный сон и даже смерть.

– Только не говори, что Эльза отравила баронессу этим засохшим корешком! Ведь бывшая компаньонка находилась в «Тихой поляне».

У Астры на лице застыло изумление. Она собиралась сказать совершенно другое.

– Уже светает, – выдержав паузу, промолвила она. – Давай немного поспим, если удастся. Я хочу принять аспирин.

Матвей принес ей таблетки и пачку бумажных носовых платков.

Едва коснувшись головой подушки, Астра провалилась в тревожную дремоту. У нее был жар, вызванный то ли простудой, то ли нервным напряжением.

Из мягкой черноты сна, расцвеченной звездами, выплыла женщина с поднятыми вверх густыми волосами и орлиным носом. Ее глубоко посаженные глаза уставились на Астру с укоризной и сожалением.

– Это все из-за Ади, – произнесла она и тут же приложила палец к губам. – Тсс-с-сс! Никто не должен знать…

– Ида Вильгельмовна! – не испугалась Астра. – Вы живы?

– Разве бывает иначе? – снисходительно усмехнулась госпожа Гримм.

– Но я видела… ваше мертвое тело… Оно сгорело! И дом сгорел.

– Не беда. А ты молодец… забрала Ади. – Баронесса продолжала внимательно смотреть на Астру. – Ты хочешь меня о чем-то спросить?

– Да. Зачем вы приехали?

– Чтобы передать тебе Ади. Только за этим. Я приняла Эльзу за тебя… и ошибка дорого мне стоила. Но не существует цены, которую нельзя заплатить.

– Почему вы… умерли?

– Моя миссия была выполнена. Какой смысл оставаться там, где все закончилось?

Астра молчала, пораженная ее словами. Образ баронессы, такой яркий и отчетливый, медленно расплывался, таял в черноте ночи…

– Я тороплюсь… – долетело до Астры.

– У меня еще много вопросов!

Астра смешалась, ее мысли путались, хаотично роились в уме, не складывались в слова.

– Что мне делать с Ади? – отчаянно крикнула она вслед звездной россыпи, в которую превратилась баронесса. – Вы не сказали самого главного!

Молчание было ей ответом…

– Подождите! – закричала она и… проснулась…

У кровати сидел Карелин с мокрым полотенцем в руках.

– У тебя была высокая температура, – сказал он. – Ты бредила! – Он положил холодное полотенце ей на лоб. – Хочешь чаю?

Отношения между Осокиным и Тамарой Степновой накалились до предела. Они стали избегать друг друга. Тамара Валентиновна каждый вечер принимала снотворное, увеличивая дозу. Без таблеток сон не шел, а ночные бдения выматывали, взвинчивали и без того натянутые нервы.

– Снотворное вызывает привыкание, – говорил муж, но она его не слушала. – Видишь, одной таблетки тебе уже не хватает.

– Мне все равно…

Он вздыхал, качал головой. Его беспокоило состояние супруги, но что он мог поделать? Взрослый человек хуже ребенка, – на него не накричишь, в угол не поставишь. Осокин начал позванивать среди дня домой или в поликлинику, проверять, где Тамара, все ли в порядке. Она зачастую не брала трубку – где-то отсутствовала или просто не хотела разговаривать. Это не нравилось Герасиму Петровичу.

Вчера ему сообщили, что доктор Степнова взяла отпуск. Дома жена об этом и словом не обмолвилась. Она вела себя крайне подозрительно: то краснела, то бледнела, прятала глаза, отвечала невпопад. Он решил спросить ее, в чем дело.

Осокин рано уходил на работу. Жена спала, вернее, делала вид, что спит. Он надел галстук, глянул на себя в зеркало и подошел к дивану.

– Тамара, я знаю, что ты давно проснулась. У тебя все в порядке?

Она открыла глаза, выдавила подобие улыбки.

– Да. Почему ты спрашиваешь?

– Я звонил тебе на работу, в поликлинику…

– Зачем?

– Видишь ли, я волнуюсь. С тобой что-то происходит, а ты молчишь.

– Что со мной происходит? – возбужденно произнесла она. – Я похоронила дочь! Только и всего.

– Марину не вернешь.

– Я знаю!

– Может, съездишь куда-нибудь? Я дам тебе денег.

– А как же строжайшая экономия? – взорвалась она. – Как же «копейка, которая рубль бережет»? Тебе не жалко будет впустую потраченных средств?

– Не впадай в крайности, дорогая.