Видя, как сильно Октавия расстроена, Джорджи протянул к ней руку, но ее не коснулся.

– Успокойся, сестренка. Не кори себя. Если ты обманулась, то только потому, что у тебя доброе сердце. Леди ты изображала лучше всякой урожденной герцогини, но при этом никогда не забывала про тех, кто живет в нужде. Никогда не забывала, что мы тоже могли бы оказаться на самом дне, если б нам чуточку не повезло. Поэтому ты приняла так близко к сердцу беды тех несчастных девушек из Уайтчепела. Я сразу это понял, когда ты вышла из того пансиона. Ты говорила, что собираешь фактический материал для статьи, а на самом деле думала только о том, как бы спасти ту девушку.

Октавия зажала руку брата в своих ладонях. Ее внимание привлекла картина за окном поезда. Они доехали до поворота, откуда открывался вид на море. Оно находилось от них в полумиле, может, ближе – монотонная серая ширь, которую то и дело лохматил неугомонный ветер. По стеклу окна текли струи дождя, время от времени в него бил град.

– Теперь молчи и слушай, Джорджи, – произнесла Октавия. – Времени у нас осталось мало, а я должна многое тебе рассказать.

XXV

Кто-то будил Гидеона, тряс за плечо. Было еще темно. Он в испуге смотрел на силуэт, возвышающийся во мгле над его кроватью.

– Меня прислал ваш начальник. – Это был Нед Корниш, сын экономки. Он поставил на тумбочку кружку и застыл в неловком молчании. Потом добавил: – Вы должны спуститься вниз.

Гидеон нерешительно спустил ноги на пол и сел на краю кровати, кутаясь в одеяло, чтобы не показывать своего тощего тела. Нед в свои пятнадцать лет был здоровенный детина и очень угрюмый – даже для своего возраста. Минувшей ночью, когда его самого подняли с постели, он впрягся в телегу, которую должен бы тащить осел, и за час с небольшим, почти без слов, перевез останки лорда Страйта в дом. Когда тело наконец-то было уложено – в неиспользуемой кладовой, что находилась отдельно от особняка, – он постоял с минуту в молчании, остывая после тяжелой работы, и затем поплелся обратно закрывать на цепь ворота.

– Скажите, который час? – выдавил из себя Гидеон. – Если вас не затруднит.

– Половина седьмого или около того. – Нед покачивал руками, зажав в кулаки большие пальцы. – Ваш начальник велит, чтобы вы сошли вниз. Леди Аде сообщили про брата, и она собирается сходить к нему после того, как поиграет в теннис. Вы умеете играть в теннис?

Гидеон покачал головой.

– Вот и я не умею. А она все равно тащит меня на корт каждый божий день. И все швыряет в меня эти чертовы мячи.

Гидеон кашлянул.

– Вам не позавидуешь.

– Он говорит, вы должны вести протокол. И за девушкой присматривать. Начальник сказал, что это обязательно.

При этих словах Гидеон мгновенно вскочил, сбросил с себя одеяло.

– Что-то случилось? – спросил он, позабыв про нервозность. – С мисс Таттон? Что с ней?

– Да нет, ничего. Бродит где-то. – Нед рассматривал его с апатичной жалостью. – Никак не сидится ей на одном месте. Ночью ее застали в музыкальной комнате, где она перебирала книги и бумаги. Мама говорит, леди Ада к ней прониклась, но, если она так и будет всюду лазать, госпожа перестанет ее жаловать. Леди Ада не терпит, чтобы рылись в ее бумагах.

– Да, конечно. – Гидеон двинулся к стулу, где лежала его одежда. – Леди Ада простит мисс Таттон, я надеюсь. Она ведь это делает не из злого умысла. Просто она… то есть она не совсем…

Нед смотрел на него, не меняя выражения лица, его крупные черты словно застыли.

– Поторопитесь, – напомнил он. – Как я сказал, вас ждут внизу.

* * *

Каттера он нашел в гостиной. Инспектор был хмур, но не злился, как опасался Гидеон, не отчитал его за медлительность, хотя он явился лишь через полчаса после того, как за ним послали.

– Я покажу леди Аде труп. – Он не оставил своего места у окна, когда вошел Гидеон, и вел с ним разговор, глядя на море. – Никогда не любил это дело, не важно, чей это труп.

– Неприятная обязанность, – согласился Гидеон. – Леди Аде, наверно, тоже тяжело это будет вынести.

– Леди Аде? – сухо рассмеялся Каттер. – Леди Ада резвится, как молодой барашек. Сейчас вон под дождем забрасывает мячами юного Неда. И слава богу, что она не обезумела от горя. У нас к ней много вопросов, которые я предпочел бы задать ее брату.

– Да, сэр. – Гидеон помедлил в нерешительности. – Сэр, с вашего позволения, стоит ли это понимать так, что у вас больше нет сомнений? Что вы считаете лорда Страйта причастным к тому, что случилось с мисс Таттон?

– Считаю, Блисс, и уже давно. Подозреваю, что он причастен и к этому преступлению, и к другим. Многим другим.

– Но, сэр… – Гидеон подошел ближе к инспектору. Он хотел, чтобы тот отвернулся от окна, тогда он видел бы его лицо. – Сэр, но вы не… когда я поделился своими подозрениями, вы как будто не…

– Не принял их всерьез. – Каттер наблюдал за одиноким рыбацким судном. – Смотри, Блисс. Мало того что отважился выйти в море в ненастный день, так еще и думает, что ему удастся вернуться до шторма.

– Сэр.

Наконец-то Каттер повернулся к нему.

– У меня были на то свои причины, Блисс. Я очень осторожно отношусь к таким разговорам. Предпочитаю ничего не говорить, пока не располагаю неопровержимыми фактами, которые могу изложить перед «париками». А в данном случае я осторожен вдвойне. Ты спрашивал, занимаюсь ли я особыми делами. Я тогда ничего не ответил, отделался общими фразами, потому что в своей работе, тем более при расследовании таких вот неординарных преступлений, я не склонен никому доверять. Да, Блисс, особенные дела есть, но, расследуя их, я вынужден действовать очень и очень осмотрительно. И прежде всего я должен придать им более традиционную окраску, если намерен представить их вниманию своего начальства, не говоря уже о судьях. Иначе меня бы давно уволили. Но есть и другие важные обстоятельства. При расследовании некоторых таких дел я затрагиваю интересы тех или иных влиятельных лиц. И этим лицам мое любопытство как кость в горле. Кто это конкретно, я не выяснил, но для меня они недоступны. Зато мы находимся в пределах их досягаемости. У них всюду свои люди. Главным образом в отделениях полиции, но и в Скотленд-Ярде тоже есть. Как среди высших чинов, так и среди низших. Один из них – Уорнок.

– Инспектор Уорнок? Которого мы встретили в церкви Святой Анны?

– Да. Умом он не блещет и сильно меня не беспокоит, но, увидев его там, я понял, что они к тому делу имеют интерес и что нужно держать ухо востро. Только сам Уорнок не сообразил, с чем он столкнулся. Напротив, он им потому и полезен, что никогда ни о чем не догадывается. Это и натолкнуло меня на мысль о бутылках. – Каттер снова взглянул на море: рыболовное судно изменило курс. – Смотри, возвращается. Правильно делает, конечно, но мне импонировала его смелость.

– О бутылках, сэр?