Бальзаку кажется, что теперь он сам стал персонажем романа: предательство, поруганная невинная женщина, испорченная репутация, монастырь. Он готов все понять, все простить. Ее очередное письмо – еще одна выдумка, впрочем, не без лирики: «Я должна была лучше понять вас и больше доверять вам. Мы обсудим это, раз вы были так добры и приняли участие во мне… Десять месяцев в году я свободна и живу одна. Я бы предпочла свободу и скромную мансарду художника на улице Кастильон роскошной квартире, где я – узница… Я имею дело с самым порядочным в мире человеком, ради меня он пожертвовал богатством и положением… И я ни за что на свете не причинила бы ему никакого горя. Поэтому я так боялась этого отвратительного Эдмона Кадора, который мог меня скомпрометировать… Я хотела бы, чтобы ничего этого не было, я оставалась для вас дикой девчонкой из дикой Бретани… Но господин Кадор сказал вам мое имя, рассказал о моем ребенке, и вы захотели откровений. Теперь вы знаете обо мне все – и хорошее, и плохое… Буду в Париже 15 августа… Адресуйте свои письма на почту, так будет безопаснее. Меня беспокоит, что вы так много работаете. Это должно быть вредно для вашего здоровья… Норе, что бы ни случилось в вашей жизни или в моей, если вы будете нуждаться в слепой преданности женщины, можете рассчитывать на меня. Addio».

Этих жалобных оправданий оказалось достаточно, чтобы Бальзак успокоился. Пусть у «Мари» есть богатый покровитель, какое ему дело. У госпожи Ганской тоже есть муж, который не дает ей любить, но обеспечивает положение в обществе и комфорт. И у госпожи Гидобони-Висконти тоже. Что до неточностей и преувеличений, коими изобилует исповедь Элен де Валет, так это свойственно всем молоденьким женщинам, которые в результате сами начинают верить своим выдумкам. И разве он сам не скрывает порой истину от Иностранки? Хотя всем сердцем любит ее. Надо быть снисходительным к слабостям того, кого любишь, глядишь, и союз окажется более поэтичным. Уверенный в этом, предает забвению ложь своей неверной любовницы и отправляется с ней в путешествие по Бретани. По возвращении чувствует вдруг невероятную усталость: то ли прогулка оказалась чересчур длинной, то ли Элен слишком долго была рядом. Как бы то ни было, он неожиданно потерял к этой женщине всякий интерес. Расставание было неминуемым и оказалось безболезненным.

За это время писатель несколько отдалился от своих друзей. Зюльма Карро жаловалась, что от него нет никаких известий. Бальзак отвечал, что он в отчаянии и хотел бы наконец покончить со своим горестным положением одинокого мужчины: «Я больше не хочу иметь сердца. Я очень серьезно подумываю о женитьбе. Если вы вдруг встретите девушку лет двадцати двух, у которой есть тысяч двести франков, ну хотя бы сто, при условии, что я смогу воспользоваться этим приданым, вспомните обо мне. Я хотел бы, чтобы моя жена была тем, кем заставят ее быть обстоятельства моей жизни: женой посла или хозяйкой в Жарди. Только не говорите об этом, это – секрет. Девушка должна быть с амбициями, умненькая».

Зюльма Карро не замедлила откликнуться: «Я не знаю ни одной девушки, отвечающей вашим требованиям. И потом мне кажется, я уже слышала это: „Я больше не хочу иметь сердца, я подумываю о женитьбе“. Если это не так, остановите меня… Позвольте мне не вмешиваться в то, что может стать величайшим мучением в вашей жизни».

В ожидании идеальной невесты Бальзак трудится над «Сельским священником». Чистая, нежная Вероника выходит замуж за самого крупного банкира Лиможа, человека уродливого и деспотичного. Втайне она влюблена в рабочего фарфоровой фабрики Жана-Франсуа Ташерона. Эта любовь заставляет Ташерона совершить непредумышленное убийство. Под страхом смертной казни он не признает своей вины и притворяется сумасшедшим, чтобы не скомпрометировать Веронику. Но доверяет свою тайну на исповеди аббату Бонне и идет на эшафот, как истинный христианин, как нотариус Пейтель, которого автор не так давно пытался защитить. Став вдовой в двадцать два года, Вероника удаляется в свое поместье, где, преследуемая угрызениями совести, посвящает себя скудной земле и людям, живущим вокруг. Спасать души ей помогает аббат Бонне, землю – молодой инженер, напоминающий Сюрвиля. Так, раскаявшись, грешница, рука об руку с верой и наукой, способствует спасению человечества. Мораль та же, что и в «Сельском докторе».

Бальзак – романист в полном смысле этого слова, обычная жизнь ему плохо удается. Опыта с «La Chronique de Paris» оказалось недостаточно. Он снова возвращается к мысли об издании журнала, который донесет до читателей истину. Теперь это «La Revue parisienne». Арман Дютак, который уже владеет пятью или шестью изданиями, согласен присоединиться к новому начинанию. Журнал будет выходить раз в месяц. Объем – сто двадцать пять страниц, цена – один франк. Бальзак вызывается делать его в одиночку и бесплатно. Взамен – поделит с Дютаком прибыль. Тот будет отвечать за печать и распространение. Чтобы обозначить свою связь с «La Revue parisienne», писатель дает в первый номер свой рассказ «З. Маркас». Он увидел это имя на вывеске в квартале Марэ и был зачарован его странным звучанием. Немедленно возник облик героя. Зефирин Маркас – «двойник» автора. И хотя он не легитимист, а ярый республиканец, так же любит Францию и презирает тех, кто предал завоевания Июльской революции. Эти люди принадлежат прошлому, держатся за свои предрассудки и привилегии, мешая стране двигаться вперед. «При вашем дворе – одни совы, которые боятся света, – бросает Маркас в лицо бывшему министру, – старики, трепещущие перед юностью, либо такие, которых вообще ничто не волнует… Молодежь восстанет как в 1790 году. А тогда она совершала много славных дел».

Бальзак должен обеспечить журналу раздел литературной критики. Он пользуется этим, чтобы обрушиться на Эжена Сю и Анри де Латуша, но особенно на ненавистного Сент-Бёва. Потешаясь над «Пор-Руаялем», он осмеливается написать: «Когда вы читаете Сент-Бёва, на вас наваливается скука, похожая на моросящий дождь, который пробирает до костей». Это был его ответ на саркастический отзыв Сент-Бёва о его «Отце Горио». «Пармской обители» Стендаля он, напротив, посвящает восторженную статью, утверждая, что господин Бейль написал книгу, в которой великолепна каждая глава. Это тем более заслуживает уважения, что никто вокруг Стендаля не заметил. Оноре прославляет и Гюго, «величайшего поэта XIX века», и Фурье, чьи идеи отвечают его собственным.

К несчастью, у «La Revue» оказалось немного читателей, он быстро выдохся и после публикации трех номеров в сентябре 1840 года закончил свое существование. Дютак и Бальзак потеряли тысячу восемьсот франков. Очередная неудача на поприще журналистики окончательно выбила писателя из седла. Ему кажется, весь мир объединился против него. Оноре даже не осмеливается пожаловаться Ганской: как-то Ева воспримет его бесконечное невезение. За 1840 год он отправил ей всего шесть писем. В качестве извинения говорит, что у него не всегда есть деньги оплатить почтовые расходы: «тяжелое» письмо в Россию стоит десять франков. А для него теперь каждый су на вес золота. Жить в Жарди стало невозможно из-за постоянных визитов кредиторов. Пришлось выставить его на торги и продать за семнадцать тысяч пятьсот пятьдесят франков. Строительство, обустройство земли, содержание обошлись почти в сто тысяч. Но по совету своего поверенного, господина Гаво, Бальзак продал все подставному лицу, некоему Жану-Мари Кларе, архитектору. В результате этого маневра кредиторам пришлось довольствоваться более чем скромной суммой, не идущей ни в какое сравнение с реальными долгами писателя, который, таким образом, сохранил за собой Жарди.