– Нет, ваша честь, – ответил инспектор. – Кроме того, что Фантомас способен на все, и нет такой ситуации, в которой он не был бы опасен.

Судья обернулся к обвиняемому:

– Ваша очередь, Гарн. Любое ваше слово будет принято во внимание судом.

Подсудимый встал:

– Мне нечего сказать, ваша честь, кроме того, что этот полицейский наговорил здесь кучу несусветной ерунды. Вот и все.

Судья посмотрел на Жюва:

– Итак, вы настаиваете на дополнительном расследовании?

– Да, мсье.

Председатель покивал головой и обратился к прокурору:

– Вы не хотите сделать никакого заявления?

– Нет, мсье. Показания свидетеля слишком неожиданны и нуждаются в проверке.

– Понятно.

Председатель снова пошептался о чем-то с коллегами и провозгласил:

– Заслушав заявление свидетеля инспектора Жюва, суд пришел к выводу, что оно основано на одних предположениях. В связи с этим мы отказываем ему в иске о проведении дополнительного расследования.

Выдержав торжественную паузу, судья обратился к прокурору:

– Итак, мсье, вам предоставляется слово для обвинительной речи.

Прокурор понес обычную занудную чепуху о том, каким мрачным чудовищем является обвиняемый, у которого рука не дрогнула убить свою жертву, оставив безутешную вдову проводить дни в трауре и т.д. Однако он ни словом не намекнул о фактах, приведенных Жювом.

Точно так же адвокат, мэтр Барберу, в своем выступлении напирал в основном на безупречную репутацию Гарна и его военные заслуги, ни словом не упоминая о заявлении инспектора.

Стало ясно, что теория Жюва оказалась настолько неожиданной и невероятной, что просто-напросто не укладывалась ни у кого в голове.

Таким образом, речи обвинителя и защитника закончились, и председатель, обратившись к подсудимому, задал традиционный вопрос:

– Вам есть, что сказать?

Гарн поклонился:

– Нет, ваша честь.

Стража отвела подсудимого в изолированную комнату, и судья приготовился объявить решение суда. Жюв, получив отказ в возобновлении дела, казалось, ничуть не расстроился. С меланхоличным видом он сидел в углу и рассматривал потолок. Затем легко встал, пересек зал и, подойдя к журналистской ложе, взглянул на молодого репортера, бледного, как смерть:

– Ну что ж, у нас есть минут пятнадцать. Пойдем, Фандор, побродим.

Выйдя в коридор, Жюв полуобнял молодого человека и дружелюбно спросил:

– Ну, как тебе все это?

Фандор поглядел исподлобья:

– Вы обвиняете моего отца? Гарн – это он? Мне кажется, что я сплю!

Инспектор раздраженно взмахнул рукой:

– Слушай, ты, несмышленыш! Я вовсе не обвиняю твоего отца – твоего настоящего отца. Я обвиняю того, кто выдавал себя за него! Понял?

Юноша молчал.

– Подумай сам, – продолжал инспектор. – Если я рассуждаю правильно, то тридцатипятилетний Гарн никак не может быть твоим отцом. Он просто выдавал себя за него, надеясь, что ты ничего не поймешь.

– Но где же тогда мой настоящий отец? – спросил Фандор.

– Вот этого я тебе сказать не могу, – угрюмо ответил полицейский. – Но рано или поздно скажу. Расследование продолжается, мой мальчик! Это дело не закончено, оно только начинается!

Юноша горько усмехнулся.

– Как же! Только что я услышал, как суд отказал вам в дополнительном расследовании…

– Черт побери, я этого ждал! – воскликнул Жюв. – Поверь мне, я способен привести еще достаточно доказательств. И, кроме того, мне пришлось умолчать о самом интересном факте.

– О каком?

Инспектор иронично рассмеялся:

– Хороший вопрос для репортера уголовной хроники. Не обижайся, мой мальчик, но ты еще теленок. Конечно, о том, что ты жив!

– Хорошо, я теленок, – обиженно ответил Фандор. – Ну и почему же вы это скрыли?

– Да потому, что я недостаточно богат, дружок, чтобы так запросто лишиться места! Подумай сам – все считают, что Шарль Ромбер умер. А я знаю, что он жив, причем выдает себя то за Поля, а то и вовсе за женщину, за мадемуазель Жанну! Да узнай об этом прокурор Республики, меня бы тут же вышвырнули! А тебе, мой дорогой, руки за спину, и в тюрьму.

Перед оглашением приговора в зале стояла гнетущая тишина. Председатель встал и произнес" с трудом совладав со своим голосом:

– Перед Богом и людьми суд независимых присяжных на все вопросы обвинения ответил «да». Смягчающие обстоятельства не были приняты во внимание.

Судья вытер лоб и сел.

Зал молчал. Слова председателя, казалось, еще звучали под сводами погребальным звоном. Присяжные сидели с напряженными лицами. Все понимали, что приговор, практически, уже вынесен. Судьи вернулись на свои места и будто окаменели с торжественным видом. Председатель обратился к секретарю:

– Приведите обвиняемого!

Секретарь метнулся к двери, и вскоре в зале появился Гарн в сопровождении двух охранников. Он был бледен, но спокоен. Председатель некоторое время молча рассматривал его, потом спросил:

– Хотите ли вы что-нибудь сказать суду?

– Нет, ваша честь.

Председатель встал и раскатистым голосом принялся зачитывать обвинительное заключение. Зал слушал, не дыша. Наконец прозвучали последние слова:

– …Приговорить обвиняемого Гарна к смертной казни.

Председатель снова отер лоб и в полной тишине приказал охранникам:

– Уведите осужденного!

Шарло, старый костюмер, всеми силами защищал проход в костюмерную мсье Вальграна.

– Помилуйте, баронесса, вход строжайшим образом запрещен! Представьте себе, что бы было, если бы я после премьеры пустил всех поклонников!

Однако вскоре он не устоял и решил сделать исключение из правил – ведь все гости были высокопоставленными особами и, к тому же, друзьями его хозяина. Впустив их, Шарло извинился:

– Простите меня, госпожа баронесса. Безусловно, в этом месте правила вас не касаются. Так же, как этих дам и господ.

Слуга осклабился:

– Я вполне понимаю ваш энтузиазм, господа. Воистину, сегодня у мсье Вальграна была потрясающая, восхитительная роль!

– Да, господин Вальгран неотразим! – воскликнула баронесса де Вибрей, проникнув наконец в актерскую уборную и озираясь вокруг с видом генерала, выигравшего сражение. – Мы просто не могли уйти из театра, не пожав руку великому мастеру!