Монстр медленно приподнялся со стула и направился из кафе на первом этаже ЦУМа к выходу. Дровосек с ухмылкой смотрел ему вслед — надо же, такой вот мелкий клоп, а как много всего зависит от этого клопа...

Сам «клоп» своего значения, похоже, не осознавал, он ни разу не сказал «нет» на предложения Дровосека, он молча кивал, будто находился под гипнозом. Что ж, Дровосека все это весьма и весьма устраивало. «Клоп» будет его козырем, его суперпризом, который Дровосек вытащит из мешка к всеобщему изумлению... Они все будут ему обязаны. Начиная с Морозовой и заканчивая Шефом. Все. Да что там Шеф, ведь и Лавровский будет ему обязан по гроб жизни, если из «клопа» удастся надоить действительно ценную информацию. Дровосек представил ситуацию, когда все снизу доверху ему лично обязаны, и от такой дивной картины на сердце у него стало тепло...

И как ледяной душ после милых посиделок в ЦУМе с Антоном, который «клоп», — озверевшая Морозова. Она вытянула Дровосека в офис по пейджеру.

— Где ты был?!

— Ну... У меня же свободное время до десяти. В десять я бы сменил Карабаса.

— Только вот Карабас почему-то уже здесь. И Монгол здесь. А кто же тогда сидит в машине и слушает закладку в романовской квартире?

— А кто в машине-то?

— Хороший вопрос, — жестко улыбнулась Морозова. — Ты, наверное, удивишься, но там никто не сидит. Ты, наверное, удивишься, но кто-то настучал «Рославу», что у Романова в квартире наша закладка. Они ее не искали, они просто узнали, что она там есть! Ты удивлен?!

— Конечно...

Только почему-то Карабас отводит глаза, а Монгол смотрит как-то странно...

— Вы это чего тут? Вы опять мне кости перемывали? Делать вам больше нечего...

— Нам есть что делать, — возразила свирепеющая Морозова. — Но кто-то мешает нам это делать. Кто-то закладывает нас «Рославу», раз за разом...

— А я тут при чем?

— Ах ни при чем?! Ах ты тут вообще случайно проходил?! Ах, значит...

Тут внезапно зазвонил мобильник в кармане Монгола. Он поспешно схватился за трубку, пытаясь абстрагироваться от сердитых воплей Морозовой и Дровосека, а потом Монгол повел себя совсем уж загадочно и нехарактерно для себя самого. Он с размаху треснул кулаком по столу.

— Ну-ка помолчите, — сказал он обычным своим голосом замолкшим от удивления Морозовой и Дровосеку. — Карабас, иди готовь машину... И бегом, если здоровье позволяет.

Озадаченный Карабас вышел, а Морозова, поначалу хотевшая язвительно спросить что-нибудь в духе «А кто это у нас такой командир выискался?», спросила совсем другое:

— Мы что, куда-то едем?

— В Балашиху, — ответил Монгол, убирая мобильник.

Разбуженный полуночным звонком, он слоноподобно рванулся на звук и едва не раздавил телефонный аппарат собственной пяткой — тот стоял на полу, что было вызвано недостатком мебели в квартире. Наконец Борис нашарил трубку, схватил ее и прижал к уху:

— Але...

— Немного поздновато, да? — предположил Парамоныч. — Ну да дело того стоит. Мне тут звякнули с одного из тех двух адресов, которые мы зарядили твоим московским знакомым.

— О господи... — из Бориса сразу же выбило остатки сна. — Что, группа захвата?

— Нет. В том-то и дело — я не знаю, что и думать... Там просто один мужик. Подходит к двери, жмет звонок несколько раз, ждет, потом разворачивается и уходит. Через полчаса возвращается и снова принимается за свое. И так уже часа три продолжается...

— Просто — один?

— Вроде бы так.

— И что это за адрес?

— Вторая Лесная, 13.

— Этот адрес я дал Дарчиеву, — вспомнил Борис. — Это мой начальник. Бывший начальник, я имею в виду.

— Он мог бы тебя заложить?

Борис подумал, что теоретически его мог заложить кто угодно. Даже Парамоныч. Тём более Дарчиев. Скорее даже Дарчиев, чем Монстр, потому что Дарчиев был начальник, а стало быть, принадлежал несколько к другой прослойке, ему было что терять и ему было что спасать, сдавая Бориса Службе безопасности.

— Не знаю, — уклончиво ответил Борис. — Но ты же говоришь, что он там один. С ним нет никаких мордоворотов.

— Это мне так сказали по телефону, — уточнил Парамоныч. — Сам я там не был.

— То есть ты не знаешь и как он выглядит?

— Не знаю. Хочешь, чтобы я сходил и посмотрел?

— Мало ли чего я хочу... Все-таки ночь. Все-таки неизвестно, кто это такой там ломится.

— А может, это покупатель нашелся на мою квартиру? Не хочу терять клиента, — сказал решительно Парамоныч и повесил трубку.

Сон к Борису уже не вернулся. Романов на цыпочках прошел в комнату, укрыл Олесю и сел у окна, глядя на мутно-желтую луну, приклеенную к темному небу. Это продолжалось уже почти целую неделю. Это — жизнь вне корпорации «Рослав». Романов прочувствовал и плюсы, и минусы свершившейся перемены. Он был свободен, он был в относительной безопасности, он обманул всю эту махину под названием «Рослав», однако при этом...

Однако Борис был связан тем обстоятельством, что Марина по-прежнему находилась у рославской Службы безопасности. Борису приходилось вести себя скрытно, будто бы он был диверсантом, сброшенным с самолета на территорию противника. И еще у Бориса кончились деньги.

Это было довольно новое, а точнее, хорошо забытое старое ощущение — такое случалось, пока он не работал на «Рослав», а затем это перестало случаться. В том смысле, что могли закончиться деньги непосредственно в бумажнике, но всегда оставался банковский счет, и нужно было просто прогуляться до ближайшего банкомата... Теперь гулять туда не было смысла: во-первых, потому, что снятие денег со счета «Рослав-банка» было бы немедленно отслежено СБ, а во-вторых, потому, что брать там было особенно нечего. Борис облегчил этот счет до минимума, готовясь к побегу, но он-то думал уже в субботу оказаться в Праге, а в понедельник с открытием банка забрать свои триста штук.

Но и в понедельник, и во вторник, и в среду, и в четверг он продолжал находиться довольно далеко от Праги. Поначалу Борис планировал заплатить Парамонычу за его доброту в виде предоставленного жилья и прочих услуг, но чем дольше тянулось время, тем яснее становилось, что денег на Парамоныча не останется — их едва хватит на продукты и на дорогу в аэропорт. Когда появится Марина. Но Марина не появлялась, и Борис уже не то чтобы нервничал... Он начал дергаться. «Папа, ты что, с ума сошел?» — вспоминал он. «Ты принимаешь решения за нас за всех, но не спрашиваешь нашего совета», — это тоже ударило по его самолюбию. Может, и вправду, он принял неверное решение тогда, когда... Нет-нет, эту мысль нельзя допускать, даже не потому, что она неправильна, а потому, что рассуждать сейчас об этом опасно для жизни. Об этом не рассуждают, когда сожжены мосты, когда открыт специальный счет в пражском банке и когда огромная корпорация поставлена на уши... Надо просто гнуть свою линию. А на пенсии стоит подумать — правильно это было сделано или нет.