Он грустно улыбнулся мне через стекло.

– Здравствуй. – Я увидела, как шевельнулись его губы, и сняла трубку телефона. – Спасибо, что пришла, – услышала я до боли знакомый голос. – Спасибо, что ты есть, Юлька. И за все, что смогла сделать.

У меня на глаза невольно навернулись слезы, но я велела себе держаться. Ведь ему сейчас так нужна поддержка с воли, свидания с родными и близкими. В тюрьме достаточно общения, но оно однобокое, и каждое свидание со своими – это праздник. Как и письма, как и любая весточка с воли. Мне говорили, что в этих стенах с тоской вспоминают даже тех, кого на воле терпеть не могли. Да и родственники себя по-разному проявляют. Матери, конечно, в большинстве своем сыновей не забывают, а жены бывают разные… Мне рассказывали про одного парня, жена которого быстро подала на развод – после того, как он попал под следствие. Теща же, которую он всегда считал сукой, и передачки носила, и морально помогала, а потом, после освобождения, еще и к себе жить взяла. Вот и живут они сейчас: парень (он не питерский), теща и дочка его. А у жены новая семья.

Мужчинам «за забором» родные снятся… Только там, наверное, можно понять, что самое ценное, самое дорогое, что есть у человека, – это родные и друзья. Деньги, власть, барахло всякое – ерунда. Без всего этого можно прожить (и нажить тоже можно), ведь человек – такое существо, которое к любым условиям приспособиться может.

Но думает о своих. Постоянно. Такие детали вспоминает – сам удивляется.

Никогда раньше Сергей не говорил мне таких слов, какие сказал на этом свидании. А я… я чуть не рыдала (видел бы меня кто-то из тех, кто обычно называет прожженной стервой). Я сдерживалась только ради него. Как мне хотелось его обнять, прижаться к нему, услышать, как бьется его сердце. Но нас разделяло холодное стекло.

– Тебе очень тяжело? – спросила я.

– Могло быть хуже, – опять грустно улыбнулся он. – Честно, думал, будет хуже. Но ничего. И тут жить можно. Ты с моей матерью общаешься?

Я кивнула, рассказала про встречи с его родителями (что посчитала возможным, учитывая, что нас почти точно слушают), обещала их и дальше поддерживать, про общение с Аллой (тоже, естественно, не все). Спросила, что лучше приносить в передачках и хватает ли ему денег, положенных на счет.

– Я не хочу, чтобы ты тратила свои деньги, – сказал Сергей.

Я попыталась возразить. Правда, не считала возможным упомянуть доллары, полученные от него. Но ведь он не может не помнить про них?

– Юля, у меня есть кое-какая заначка. Я хочу, чтобы ты ею воспользовалась.

– В твоей квартире?

– Да. – Серега очень быстро мне подмигнул. Я даже не была уверена, увидела ли это или мне показалось, как опустилось и поднялось верхнее веко на его левом глазу. Я приготовилась получить информацию.

А Серега стал вспоминать нашу последнюю поездку в Выборг с конца. Нес какую-то ахинею про свою квартиру и деньги, которые лежат там и которые мне следует взять. Я поддакивала. Он долго говорил о том, как меня любит, как ждет криминальную хронику, чтобы увидеть мое лицо, как каждый день вспоминает нашу последнюю ночь.

– Я даже не хотел оставлять тебя ни на минуту с тем парнем, которого мы подвозили. Ревновал. В туалет хотел, а собирался терпеть до Питера. Вот дурак был. Но не смог. Пришлось бежать в лесочек. Тебя же с собой не возьмешь? Тогда бы машину пришлось этому парню оставлять. Помнишь, как я в березу врезался? Помнишь? – Серега опять мне быстро подмигнул. – Я ведь подумал, что парень к тебе пристает. И решил ему врезать. А врезался в березу. Искры из глаз посыпались. Помнишь?

Я медленно кивнула. По-моему, он врезался в березу по пути в лес, а не обратно.

– Все помню, Сережа, – ответила я и посмотрела ему прямо в глаза.

А он снова говорил про нашу последнюю ночь и последний день вместе. Я спросила, знает ли он о смерти Павла Степановича. Он знал: ведь у них с Еленой Сергеевной один адвокат. Я сказала, что Елену вчера отпустили и даже не взяли подписки о невыезде. Серега знал и это: адвокат был у него с утра.

– Я не собираюсь отдавать им с Аллой фирму, – заявил Сергей. – Они ее развалят к чертовой матери. А там людей много работает. Не хочется, чтобы люди лишались работы. Выйду – наведу там порядок. Изменю некоторые Редькины порядки.

«А ты намерен вскоре выйти?» – так и подмывало меня спросить, но сдержалась.

– А кто поработал над твоей машиной, можешь предположить?

– Так его ж уже нашли! – воскликнул Серега.

– Как?!

Оказалось, что адвокат не зря брал высокие гонорары за свои услуги. Он постоянно сотрудничал с частным детективным агентством, которое не подвело и на этот раз. Они нашли спившегося автослесаря, который за определенную мзду и бутылку согласился поработать над Серегиными тормозами. «А не согласился ли он сесть вместо Сереги тоже за определенную мзду и обещание регулярно поставлять грев?» Заказчиком же выступал теперь уже покойный Серегин тесть.

– О мертвых или хорошо, или никак, – сказал Серега, – поэтому ничего говорить не буду.

«И у мертвого не спросишь. И не перепроверишь». Поэтому на него все можно валить. А пьющий автослесарь… Не нашли бы одного, нашли бы другого, готового на все за бутылку.

– Да, ты знаешь, что твой тесть обвинял меня в краже денег?

– Слушай, давай не будем о мертвых, – попросил Сергей.

– Их все ищут, – не успокаивалась я. – И обвиняют меня в краже.

– Кто?!

– Все заинтересованные лица.

Серега задумался.

– Пусть ищут того прибалта, который к тебе приставал, – сказал он наконец. – Я его видел на лестнице. Ну, в гостинице. Чего он там шастал? И он там был единственным новым человеком.

– Он мертв.

«Неужели Серега не знает об этом? Хотя откуда? – тут же спросила я себя. – Он мог знать о смерти «прибалта», только если убил его сам. А если не убивал?» Правда, после обвинений Аллы он должен знать, кем был тот «прибалт». Но у Сереги тоже были основания считать, что деньги прихватил Толик – если их прихватил не сам Серега. Хотя что он мне тогда про березу песни пел? Ведь не просто же так он про нее вспомнил.

В конце свидания Серега сказал мне, что надеется в следующий раз увидеть меня в другом месте и в другой обстановке. Я пожелала ему скорейшего освобождения.

К моему удивлению, Андрей нигде меня не поджидал. На выходе я вернула жетоны, получила назад паспорт и сотовый, затем вышла на залитую солнечным светом Арсенальную набережную. Как приятно покидать стены тюрьмы, даже если ходила туда только на свидание! Или у каждого здания есть своя аура? И в этом месте чувствуешь себя тягостно и подавленно, потому что ощущаешь эмоции тех, кто за все годы существования тюрьмы с конца ХIХ века томился в ней и томится сейчас?

Я спокойно дошла до машины, которую, как и обычно, поставила на улице Михайлова, села и постаралась побыстрее покинуть Калининский район. Но вставал вопрос: куда мне ехать теперь? На трассу, к Выборгу? Искать сломанную березу? Одной ехать в любом случае не хотелось. Остановишься на трассе, а тут еще кто-то тормознет. «Возьму-ка я с собой Татьяну, – решила я. – Выступит она охранницей для транспортировки двух миллионов долларов? Хоть в руках подержим такую сумму. А я их для газеты сфотографирую. Где-нибудь через годик опубликую. Вот, граждане, посмотрите, как пакуют два лимона «зеленью». Кстати, а где их там Серега мог спрятать? И в чем? Ведь он же вернулся с кейсом к машине…»