Этот пятиминутный разговор с отцом отнял у Андрея столько сил, что он приходил в себя не меньше часа, чтобы просто попробовать встать и вернуться в свою крохотную комнатку...

...Да... Работа ему предстояла та еще...

Весил Андрей теперь, после трех недель, проведенных на больничных койках, и трех операций, всего 62 килограмма!.. Его пробитый пулей желудок пока категорически отказывался принимать хоть что-то, кроме постного бульона, а в больницах его вообще все три недели держали на глюкозе, которую вливали через капельницу. Вот он и терял в день по килограмму...

Андрею было жутко больно, но когда он приехал в свой новый дом и впервые посмотрел на себя в зеркало, то смеялся минут пятнадцать и не мог остановиться, корчась при этом от боли на кровати.

«...Да, брат! Ну и видок же у тебя! Вобла сушеная! Таранька! Мать твою!.. – Он все никак не мог прекратить свой смех, который был похож теперь на карканье старого простуженного ворона. – Я таким даже в седьмом классе уже не был!.. А ручонки-то, ручонки!.. Твою ма-ать! А наколочки-то! Ах-ха-ха ха-ха ха-ха!!!»

Нет... Это не было истерикой! Ни в коем случае!.. Просто в душе, в сердце, в мозгу Андрея вновь ожил жизнерадостный одессит-оптимист, который знал и помнил множество анекдотов... Вот и сейчас он вспомнил один из них, когда:

«Попросила как-то Анка-пулеметчица Петьку наколоть ей на груди два барельефа любимых революционных вождей: Ленина и Сталина. Один на одной груди, второй – на другой. Что Петька и сделал с удовольствием... А когда она пришла к Василию Ивановичу похвастаться, как она любит революцию и какими красивыми получились вожди на ее пышном бюсте, то Чапаев, уподобившись своему коню, ржал минут двадцать. Вот Анка и спросила у него:

– Что ты так смеешься-то, Василий Иваныч? Смотри, какие они красивые!

– Я просто представил себе, как вытянутся их рожи лет через двадцать!..»

А Андрею и представлять-то ничего было не надо! Он просто смотрел в зеркало на то, как вытянулся книзу на его худющем плече наколотый еще в отряде «Шеврон» спецназа с девизом «Victory or Death»[47]. А на другом, таком же «мощном» плече «обвисла» фраза «Я еще вернусь, моя Одесса»...

Сдержать смех, который причинял ему острую боль во всем теле, Андрей был просто не в состоянии...

«...Ну, что ж... Будем поправлять этот ходячий анекдот, капитан!.. А то даже стыдно как-то...»

С того дня он придумал себе «диету», пока его раненый желудок думал, включаться ему в общую работу организма или забросить это занятие к Бениной маме. Андрей насыпал в большую поллитровую чашку несколько столовых ложек сахара, заливал его теплой водой и пил этот крутой сироп. А чем не глюкоза с сахарозой? Самое оно!.. Он «ел» таким вот образом каждые два часа и начинал чувствовать, что его организм постепенно оживает...

Квартира, которую сняла ему сердобольная Лина, вернее комната в той квартире, находилась, что называется, «на выселках», в самом отдаленном районе Нетании. Для того чтобы добраться до центра, где были расположены и банки, и поликлиники, да и вообще вся инфраструктура, Андрею приходилось тратить на дорогу в маршрутных такси по сорок минут, а порой и по часу... Поэтому ровно через месяц он, насобирав, нацарапав по сусекам оставшиеся от «былой роскоши» «копейки», снял комнатушечку в центре города...

И начал целенаправленно и очень интенсивно работать над собой...

Потихонечку, помаленечку, увеличивая нагрузки, он стал чаще и дольше ходить, заставляя работать ноги все больше и больше. Надувал ртом большое надувное кресло (ну, знаете, есть такие). Поначалу это получалось плохо, и он «трудился» над креслом целый день... Потом выпускал из него воздух и начинал все с самого начала... Потом кресло стало наполняться воздухом за несколько часов, затем за час... Его выносливость, и Андрей это понимал как никто другой, напрямую зависела от работы его легких! А теперь, когда у него оно осталось только одно, то... Надо было тренироваться до умопомрачения, чтобы вернуться к былой форме! Или хотя бы приблизиться к ней... Он целыми днями только тем и занимался, что истязал свое тело, заставляя его «включиться»...

Надувал кресло, подолгу ходил по жарким улицам, а потом, вернувшись в свою конуру, до красно-кровавых кругов в глазах отжимался от пола... Поначалу по три-четыре раза, потом по десять-двенадцать, потом дошел до двадцати пяти...

У Филина была цель... А его железная воля и упрямый характер только помогали идти к ней...

...К концу мая, когда он уже мог отжаться от пола пятьдесят раз, а его наколки на округлившихся заново плечах приобрели былые очертания; когда он уже делал утренние трехкилометровые пробежки по мокрому песку пляжа и даже уже почти не уставал; когда кресло стало «надуваться» за пятнадцать минут... Андрей вдруг обнаружил, что у него больше не осталось ни копейки денег... Того, что он получал от Легиона за орден «Военный Крест», хватало только-только оплатить жилье. И все!..

«...Пора работу искать, – подумал он как-то. – Голодать сейчас никак нельзя, иначе весь труд пойдет псу под хвост!..»

Но... Как оказалось, это было теперь большой проблемой. Именно для него, для Андрея!.. Нетания – город небольшой, и те, кто занимается хоть каким-то бизнесом и живет здесь, знают друг друга не просто в лицо, все они между собой как-то связаны! А тот переполох, который устроил Андрей в «Версале» 3 марта, стал в городе событием, которое потом еще очень долго обсуждали... Теперь же брать к себе на работу суицидника-неврастеника никто не хотел! Да оно было и понятно! На кой хрен кому нужно так рисковать? А если он еще раз устроит что-то подобное, ведь проблем же потом не оберешься!..

Помыкавшись по конторам неделю, Филин нашел все же работу... На которую брали либо гастарбайтеров, либо тех новоиспеченных «израильтян», которые были в стране без году неделя и еще не знали ни языка, ни местных условий...

Кейтеринг... Выездной ресторан, хозяином которого был индус...

А должность была самая простая – грузчик...

В Израиле позволить себе такой сервис, кейтеринг, может далеко не каждый, чтобы на любой, которая тебе понравилась, поляне развернуть ресторан и отгулять там свадебку, скажем, или какой-то юбилейчик... А если уж и находится такой «кошелек», то гостей у него много. Рыл восемьсот как минимум, а бывало и по полторы-две тысячи, если гуляли марокканцы или эфиопы – семьи у них просто огромные! «Местные условия», так сказать...

Все было просто, как лом...

Четырьмя грузчиками загружались четыре-пять, а иногда и больше огромных грузовиков. Столы стулья, посуда на весь этот кагал и, конечно же, еда. Выезжали на место часов за пять до начала, и хорошо, если это место было километрах в двадцати, а то один раз довелось прокатиться все сто тридцать, аж под Иерусалим, и там все это добро разгружалось. И начинался курултай... Четыре-пять часов непрерывной беготни с железными стеллажами, под завязку набитыми грязной посудой с объедками. Потом, когда весь праздник заканчивался, все это действо проводилось в обратном порядке – погрузка в грузовики, приезд в Нетанию и разгрузка для посудомойщиков... Одна такая «прогулочка» занимала минимум двадцать часов, но чаще всего больше суток...