Харленд миновал участок с маленькой могильной плитой, с любовью украшенный игрушками и приклеенными скотчем детскими рисунками, но в сердце его ничто не шелохнулось. Здесь и сейчас он был слишком поглощен собственной потерей.

На вершине холма он постоял немного в нерешительности и наконец сделал несколько последних шагов к простому надгробию из отполированного белого мрамора, кажущегося мертвенно-бледным в зеленой траве. Он неуклюже наклонился и бережно смахнул рукавом с могильной плиты упавшие веточки и листья, после чего присел рядом.

Сколько времени прошло с тех пор, когда он был здесь последний раз? Недели? Или месяцы? Когда он почувствовал, что посещения кладбища не приносят никакого успокоения, то стал приходить сюда все реже и все меньше задерживался у могилы. С его последнего визита вокруг надгробия наросла свежая ярко-зеленая трава — красноречивое напоминание об ушедшем времени. Харленд протянул руку и нежно погладил высокие стебли. Точно так же он бережно проводил ладонью по одеялу, когда они лежали вместе в постели и Элис посапывала рядышком.

Слезы хлынули внезапно. Харленд сгорбился, спрятал руки в ладонях и разразился рыданиями, не в силах справиться с охватившими его отчаянием и болью. Он рыдал все громче и громче, пока силы не оставили его. Темнота схлынула, и он начал постепенно приходить в себя. Открыл глаза и не сразу сообразил, где находится. Прохладные стебли травы врезались в ладонь, щека была плотно прижата к холодному мраморному надгробию.

— Я скучаю по тебе, — прошептал Харленд.

Он знал, что Элис рядом и слышит его. Ощущение присутствия покойной супруги было настолько сильным, что Харленд едва не потерял самообладание, но вовремя спохватился, подумал о том, как выглядит со стороны, и утер слезы, а потом постарался изобразить бравую ухмылку — такой вид он всегда принимал, когда намеревался в чем-то убедить жену.

Хотя он знал, что Элис сейчас видит его насквозь. Как и всегда прежде.

Харленд живо представил жену, как она стоит рядом, положив маленькую ручку на его плечо, а прекрасные глаза полны печали и сострадания. Опираясь одной рукой о мягкую землю, другую он положил на плечо и нежно погладил то место, где должна была бы лежать ладонь любимой…

— Мне так жаль, детка… — с трудом произнес он, едва не поперхнувшись рыданиями.

Пару минут он просидел без движения, пытаясь успокоиться и прийти в норму.

— Мне самому стыдно, что так себя веду, но мне больно. Правда очень больно.

Он криво, сквозь слезы, улыбнулся — все, на что оказался способен.

— Ты ведь мне очень нравилась, знаешь?

Некоторое время Харленд сидел молча. Они часто, бывало, так сидели, и не было нужды разговаривать — они просто наслаждались обществом друг друга.

Шмыгнув носом, Харленд закрыл глаза, чтобы не мешать воображению, и представил, как Элис подходит и опускается рядом с ним на колени.

— Ты, наверное, знаешь, что мне без тебя плохо.

Интуитивно он догадывался, как Элис отреагировала бы на эти его слова: нахмурила бы свои прелестные тонкие брови.

— Ну, хорошо, — произнес он с печальной улыбкой. — Я знаю: ты всегда будешь со мной. Может быть, из-за этого все так непросто…

Харленд медленно открыл глаза и посмотрел вдаль, на ряды могильных камней и чуть колышущиеся на ветру ветви деревьев. Ни за что на свете Элис не причинила бы ему боли.

— Это ведь невозможно, правда? — усмехнулся он. — Я не могу жить с тобой, не могу жить без тебя…

Она бы рассмеялась в ответ на эти слова. Она бы смотрела на него, и на озабоченном лице играла бы прекрасная улыбка.

— Самое ужасное заключается в том, что я действительно ощущаю вину, оттого что не думаю о тебе. Знаю, ты бы этого не хотела, но я просто стараюсь быть правдивым. Когда я бываю доволен жизнью, мне хорошо, я смеюсь и все такое, а потом вдруг вспоминаю о том, что случилось, понимаешь? — Он покачал головой. — Я испытываю громадное чувство вины. Глупо это, верно?

Он снова провел пальцами по прохладной траве.

— Но я бы никогда не смог тебя покинуть. Как я вообще способен бросить тебя здесь, в этом…

Он взмахнул рукой, указывая на мрачные ряды надгробий.

— Может быть, из-за этого я и не навещаю тебя особенно часто? Потому что ты находишься вместе со мной дома… — Он низко опустил голову, надеясь, что слова его звучат не как оправдание. — Ты ведь меня понимаешь?

И Элис поняла бы его, поняла без проблем. Она всегда была более практичным человеком, имела больше здравого смысла. Харленд живо представил, как на ее серьезном маленьком личике отражается сожаление. Она бы отодвинулась от него и тихонько присела возле собственного надгробия.

Элис хотела бы, чтобы он жил. Она бы настаивала на этом, но цену предстояло заплатить ужасную.

— Моя дорогая девочка, — всхлипывая, произнес Харленд. — Ну почему это должно было случиться с тобой? Если бы на твоем месте оказался я…

Но он знал, какой непреклонной могла быть супруга. Так он и сидел в густой траве, поднимающееся все выше солнышко приятно согревало кожу, а Элис была рядом, и в конце концов на него снизошло удивительное умиротворение. Он поднялся на ноги, прошел несколько шагов и окинул взглядом кладбище. Где-то вдалеке, заглушая неумолчный шум города, прогрохотал железнодорожный состав. Харленд обернулся и тихонько сказал:

— Я люблю тебя, Элис.

Люблю тебя…

Такая знакомая улыбка, чудесные яркие глаза, которые всегда, казалось, сияли, когда она слышала эти простые слова. И она будет здесь, будет ждать. Элис будет ждать его, когда бы он ни пришел…

Харленд вздохнул и, не оглядываясь, зашагал вниз по склону.

Нэйсмит ушел с конференции пораньше. На семинарах во второй половине дня часто бывало не протолкнуться и возможности для налаживания новых связей и знакомств были ограниченны, так что потерял Нэйсмит немного. В любом случае он уже имел несколько весьма продуктивных встреч и вполне заслужил отдых.

На то, чтобы вернуться в Сити в тот самый переулок, в котором были сосредоточены офисные здания, времени ушло немного. Сейчас Нэйсмит сидел в крохотном пабе и через давно не мытое окно следил за Трогмортон-стрит. Со своего места он не мог видеть стеклянные двери конторы, в которой трудилась его жертва, однако лучшего наблюдательного пункта все равно было не найти: здесь пролегал путь к станции метро.

Он еще раз сверился с часами. Пошел уже шестой час. Оставалось надеяться, что рыжеволосый не будет работать слишком долго. К счастью, сегодня был четверг — в пятницу была бы выше вероятность того, что жертва пойдет после службы пропустить стаканчик-другой, но этим вечером — при удачном стечении обстоятельств — он отправится прямиком домой.

Нэйсмит рассеянно вертел в руках подставку под пивной бокал и размышлял, где может обитать его жертва, какой у нее дом. Ясно, что живет мужчина в восточной части города, но что это за место? Хорошо ли в тех краях или нет? И вопросы другого рода: один он живет или есть кто-то, кто с нетерпением ожидает его дома? Нэйсмиту очень хотелось надеяться, что у этого человека нет детей, но затем он отбросил прочь подобные мысли, опасаясь того, куда они могут завести.