— Вот моя камера, а вот — ваши нары, — ухмылялся он. — Переночуете, а наутро захотите, чтоб вам накинули срок. Можете просить хоть пожизненное, я не против.

Узнав, что Харви со Степаном отправляются в горы, он поделился с ними своим запасом веревок и свечей, а потом еще и выволок из сарая мешок с самым лучшим топливом на свете. Это были бизоньи лепешки.

Вечером, достав первую бутылку виски из заветного ящика, он охотно поделился своими географическими познаниями.

— Если двигаться отсюда на север, сначала вдоль Зеленой Реки, а потом, после перевала Ганнета, по долине Змеиной Реки, то как раз через неделю вы увидите землю, из которой бьют фонтаны кипятка. Да-да, парни, целые фонтаны пара вылетают прямо из грязи. А в родниках там можно спокойно варить мясо. Я и сам варил. Неплохо получается, только соли расходуется слишком много. Вы увидите по берегам реки целые тучи огромных бизонов. Они там никого не боятся, и их убивают с пяти шагов.

— Извини, Бен, — невинно улыбаясь, сказал Харви Дрейк. — Кажется, то место, о котором ты говоришь, называется Йеллоустонский парк?

— Ну да.

— Я слышал, что там запрещена охота.

— Ну да, запрещена. Да там никто и не охотится всерьез. А есть парни, которые стреляют там оленей-вапити только ради того, чтобы выдернуть им зубы. Пара оленьих клыков стоит в большом городе десять долларов, говорят. Щеголи из "Ордена Американского Лося" носят их на золотой цепочке. Вполне прилично можно заработать. Вы, парни, не за клыками собрались?

— Нет, Бен, нам в другую сторону, — сказал Степан.

— Жалко, что мне надо гнать стадо. Я бы охотно помог вам перевалить через горы. В горах трудно без проводника. Я в первые годы испытал это на своей шкуре. Чуть без ног не остался, так обморозился. А эти чертовы лавины… И все же здесь хорошо, парни. Не знаю, как я жил в городе. Почти половину жизни зря потратил. Спасибо тебе, Харви. Это ведь ты подсказал, где можно отсидеться после канзасского дела. Я думал, что просто перезимую тут, в Гарленде. И застрял навсегда. А ты все мотаешься по Западу?

— Я не мотаюсь, — важно ответил Харви. — Я работаю проводником в экспедиции Смитсоновского института. Это тебе не вагоны грабить. Институт! Наука, одним словом.

На рассвете Бен встал вместе с ними, чертыхаясь от головной боли. Он помог собраться и, прощаясь, напомнил:

— Если окажетесь на Йеллоустоне, не забывайте, парни, про кипящие родники. Не суйте туда руки, как я сунул однажды сдуру.

Гончар первый раз видел настоящего живого бандита, с которым ему было жаль расставаться.

Желтый пес бежал за ними, и несколько местных собак провожали его. Они отстали, только когда всадники выбрались на дорогу.

Пегие пони шли легко и быстро, мулов тоже не приходилось подгонять. В голове еще перекатывались острые камешки похмелья, но утренний свежий ветер быстро взбодрил Степана.

Дорога вела все выше и выше. К середине дня они уже были за первым перевалом, и здесь, на южном склоне, остановились на отдых.

Солнце обжигало лицо, но камни оставались холодными. Гончар положил на валун свою куртку и сел на нее. Когда глядишь на мир с высоты тысячи футов, с кружкой кофе в одной руке и сигарой в другой, начинаешь завидовать самому себе. Тропа извивалась длинными петлями по склону, то пропадая за деревьями, то снова белея в траве. Далеко внизу, в долине, тропу было уже не разглядеть, но зато хорошо виднелась дорога, к которой она вела.

Харви Дрейк стоял рядом, дымя самокруткой.

— Чем крепче табак, тем приятнее кажется горный воздух, — сказал Степан. — Все равно что закусывать бренди лимоном.

— Бренди? Лимоном? Так пьют моряки?

— Нет. Так я пил раньше.

— Я такого никогда не видел, — сказал Харви. — Мне приходилось пить бренди с людьми в дорогих фраках, но никто из них не закусывал лимоном.

— Люди в дорогих фраках не изучали химию. Бренди — это щелочь, а лимон — кислота. Лимонный сок очищает рот от остатков коньяка. Поэтому каждая новая рюмка воспринимается как первая, во всем богатстве вкуса. И точно такая же история с горным воздухом и крепким табаком.

— Слова-то все какие умные. Может, тебе и в самом деле заняться наукой? — спросил Харви.

— Например, ветеринарией?

Степан допил последний глоток кофе и вытряхнул гущу, постучав кружкой о край камня. До лагеря доктора Фарбера оставалось совсем немного. Миль десять по дороге. Еще один перевал. И за ним Степан увидит белые палатки за фургонами. И из палатки выйдет девушка в синем комбинезоне и белой шляпе. Она помашет этой шляпой, увидев Степана издалека, и он, как мальчишка, поскачет к ней, все быстрее и быстрее.

Эта радость будет все сильнее смешиваться со страхом. Может быть, как раз страх за эту девчонку и позволит Степану сохранять ясную голову перед надвигающейся опасностью.

Да, опасность становилась все более отчетливой. Здесь, в Гарленде, уже обосновались чьи-то бойцы, которые быстро наладили взаимодействие с шерифом. Значит, этих бандитов наняла какая-то важная фигура. Вполне возможно, что и сам мистер Даунвуд, он же Рочестер, уже обретается где-то поблизости. И если это так, то все попытки оторваться от его шайки были напрасными. И значит, в окружении профессора Фарбера не все так чисто, как ему кажется. Откуда Даунвуд узнал, что экспедиция направляется в Гарленд?

Степан собирался при встрече учинить профессору довольно жесткий допрос. Если Фарбер не говорил лишнего своим рабочим, то подозрение может падать на Фредерика Штерна. Или на жену профессора. Или на его дочь. В конце концов, на негритянку Роситу, которая присутствовала при разговоре.

Однако все оказалось гораздо проще, чем представлялось Степану.

Когда они приблизились к лагерю экспедиции и сам профессор Фарбер вышел навстречу, пес неожиданно взвизгнул и со всех ног кинулся вперед. Напрасно Степан что-то грозно кричал ему вдогонку. Собака со звонким радостным лаем налетела на профессора и чуть не сбила с ног, толкая лапами в грудь и пытаясь лизнуть непременно в нос.

— Рекс, фу! Уймись! Откуда ты здесь?! — Фарбер тщетно пытался уклониться от собачьих знаков внимания. — Питерс! Почему с вами Рекс?

— Не знал, что это Рекс. — Степан спрыгнул на землю, и пес подбежал к нему, вильнул хвостом и снова прижался к ногам Фарбера. — Так вы знакомы?

— Еще бы! А почему он один? Где его хозяин?

— Неподалеку. Я не знал его имени, поэтому выложил на могиле только крест.

— Что? На могиле? Убит?

Доктор Фарбер редко терял самообладание, и сейчас Степан впервые увидел профессора по-настоящему потрясенным. Он отступил, словно от хорошего удара, и, шатаясь, схватился за щеку.

— Как… как это случилось? Где?

— В окрестностях Гарленда. Он напоролся на шайку и погиб в перестрелке. Кто это был, профессор?