Двадцать минут назад я прыгнула в битком набитый поезд, следовавший до Парижа, потом — в другой, до Барселоны-2, потом в третий — до Валенсии, а потом приехала сюда на такси.

Зачем я сюда приехала? Нужно было еще в Париже связаться с Розеллой из иммерсионной капсулы в каком-нибудь кафе. Я убедила себя, что он может быть здесь. Какой же я была дурой. Вот что сделали с моим мозгом старинные книги и песни «Нео Максис»! Забили его несбыточными фантазиями.

Я закрыла глаза и почувствовала, как солнце обжигает мои веки, даже в тени. Постаралась сосредоточиться, но это было непросто. Что же мне делать? В голове было пусто. Жара плавит все, даже мысли. Я чувствовала только пустоту.

Да.

Мне нужно поспать, но я знала, что если усну, то могу умереть.

В окрашенной красным темноте я собрала последние силы и позвала ее:

— Ро-зел-ла!

И через секунду, или минуту, или час дверь распахнулась, и кто-то подбежал ко мне — женщина, плавящаяся в воздухе.

Все снова повторилось.

Вот так и происходит всю жизнь.

Жизнь — это эхо.

Да. Жизнь как песня «Нео Максис». Слова всегда разные, но некоторые отрывки — например, припевы — быстро становятся знакомыми. Они не одинаковые и мало похожи друг на друга, но ты сразу их узнаешь.

В жизни происходят всякие события. Они разные, но среди них есть и очень похожие. И тогда ты понимаешь, что тебе выпал второй шанс. Шанс понять то, что не удалось в первый раз. Получив такой шанс, нужно его использовать; он поможет разобраться в ошибках и привести в порядок свои глупые мысли. И вот этот шанс может оказаться последним.

Когда я пришла в себя, то увидела, что надо мной кто-то склонился. Это могла быть моя спасительница или враг, или и то и другое одновременно. Она встревоженно смотрела на меня. Волосы длинные, неухоженные, выгоревшие на солнце. На ней какой-то жилет, в брови крошечная серьга. Глаза темные, а может, это информационные линзы. И от нее пахло алкоголем.

Я вспомнила ее лицо. Я видела ее в магнитной машине на пути в Париж, когда пряталась на заднем сиденье. Как же отвратительно дядя Алекс тогда с ней разговаривал. Я огляделась по сторонам. Пока я была без сознании, меня, видимо, перенесли в какой-то странный кабинет, который был в то же время и спальней. Серые стены мутно светились.

— No te preocupes, — сказала она мне. — No te preocupes, todo saldra bien…[25]

И поднесла кашку к моим губам:

— Agua.[26]

Я выпила.

— Вы Розелла?

— Si, — ответила она. — Откуда ты знаешь мое имя? И кто ты?

— Меня зовут Одри Касл.

— Касл? Как у Алекса Касла?

Забавно иметь фамилию, которая вызывает у людей такой ужас.

— Я его племянница.

Понадобилось несколько секунд, чтобы мысленно сложить куски головоломки. И когда она это сделала, страх на ее лице сменился грустью.

У меня был солнечный удар, и меня тошнило.

Розелла пыталась меня успокоить.

— Tranquilo, tranquilo…[27]Не волнуйся, с тобой все будет в порядке. Ты едва не умерла от жары, но теперь все хорошо. Я перенесла тебя внутрь. Сначала ты была без сознания, а потом спала.

Она была сильной, высокой женщиной, но выглядела очень уставшей. У нее было такое лицо, которое одновременно может быть и грустным, и радостным.

Она что-то тихо прошептала по-испански.

— Я не понимаю, — сказала я.

Она пристально посмотрела мне в глаза.

— Я сожалею.

— Сожалеете? О чем? Об Алиссе?

Я не чувствовала злости. Мне просто нужно было знать правду. Одно только выражение ее лица при упоминании Алиссы сказало мне все, что я хотела знать. Розелла колебалась, а когда она наконец обрела способность говорить, ее слова казались мне таким же мутными и дрожащими, как здания на горизонте.

— Не знаю, как много тебе известно, но я сожалею о смерти твоих родителей. Это правда. Да, я создала Алиссу. И я же запрограммировала ее сбой. Она должна была убить всех, с кем жила, через пять недель пребывания в доме. Всех, включая тебя. Прости меня, прости, прости… Бедная девочка. Сама я никогда себя не прощу. Никогда не смогу…

Она задрожала, по ее лицу потекли слезы.

— Мой дедушка умирал. Мы потеряли дом, и жить ему оставалось недели, а то и дни. Он терпел жуткую боль… Мистер Касл сказал мне, что если я сделаю то, что он хочет, то мой дедушка проживет еще не меньше семидесяти лет… Обещал обеспечить ему самую лучшую генную терапию. Его легкие и все тело будут полностью восстановлены. Его избавят от страданий, подарят ему жизнь. Я уже потеряла сына. И дедушка заменил мне семью. Больше у меня никого не осталось. Алекс Касл сказал, что если я откажусь, то попаду в тюрьму, а дедушка умрет.

Я пристально смотрела на нее; после этих слов мне захотелось ее возненавидеть, но я не смогла. Почему-то было понятно, что во всем случившемся ни Алисса, ни Розелла по-настоящему не виноваты. За все в ответе только мой дядя, и вот тут я почувствовала ярость. Я злилась, что дядя был все еще жив, а мои родители умерли.

Гнев был настолько сильным, что я чуть было снова не потеряла сознание.

— Я хочу убить его, — сказала я ей, вспоминая, как кричал Дэниел и как кричали мои родители. — Хочу убить моего дядю. Я хочу, чтобы вы сделали то же, что и в прошлый раз. Превратите Эхо в кошмарное существо, которое его уничтожит.

Розелла посмотрела на меня.

— Его убийство не вернет твоих родителей. Я хочу помочь тебе, но месть — это не выход. Если я сделаю это, то Эхо, скорее всего, будут повсеместно запрещены, а уже существующие ликвидированы.

Я не знала, правду она говорит или нет. Но эта информация вызвала у меня беспокойство. Я подумала о Дэниеле. Мысль о том, что его могут уничтожить, была ужасной, хотя это могло уже произойти. Как странно… Всего несколько дней назад я хотела жить в мире, абсолютно свободном от Эхо. А сейчас потеря одного из них казалась мне катастрофой.

Розелла перестала плакать, но ее руки дрожали.

— Однажды я уже пробовала это сделать. Кто-то из его людей взломал мой компьютер и увидел, что я что-то замышляю. Он не знал, над чем я работала, но все равно стал угрожать мне. И я просто не могла больше так рисковать.

Она сказала, что все обещания дяди оказались ложью. Сказала, что находиться рядом с ней теперь небезопасно. Она считала, что она следующая в его списке.