Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я осторожно положила руку на грубую морду, провела ею вдоль носа. Сил не выказывала никаких признаков агрессии.
Первые пять секунд.
А потом на меня обрушились чужие эмоции. Она не кусалась, не брыкалась, не пыталась меня убить. Она решила избавиться от меня воспоминаниями. Чужими воспоминаниями.
Я болезненно застонала, когда меня окатило волной ненависти. Эта ненависть когда-то была направлена на другую женщину. Ту, что посмела оседлать темного дракона. Сил ненавидела наездницу. Сердце пропустило удар, когда я остро почувствовала желание спасти ее из шторма только ради Ричарда, ради своего любимого, самого дорого хозяина, даже несмотря на ненависть.
Сил ненавидела и меня.
Я была для нее той женщиной, осмелившейся прикоснуться к чужому дракону. К раненому дракону.
Ричард оттащил меня в сторону и встряхнул за плечи:
— Марита! Марита, ты чего? Что случилось?
— А-а-ай, — застонала я, обхватив себя руками.
В локоть уткнулся мокрый нос. Фенька. Фенечка… родной…
Ричард обнял меня так крепко, что на мгновение показалась, что все мои кости разом хрустнули. Почувствовала его подбородок на своей макушке. А затем ядовитый шепот:
— Убирайся отсюда. Убирайся! Я попросил всего лишь не трогать ее. Проваливай, Сил!
— Ричард… — дрожащим голосом выдавила я. Ты ведь и ту, другую, просил не трогать ее, да?
— Что? — переспросил он.
Я не смогла пояснить свои слова. Только выдавила, едва не плача:
— Сил нас ненавидит. Она насквозь пропитана ненавистью.
Меня трясло. Отголоски ее эмоций были настолько сильны, что озноб прошибал все тело.
Это был невероятно сильный дракон. Если Ричард нашел яйцо лет в пять, то сейчас Сильвии уже исполнился двадцать один. Она могла не просто самостоятельно решать, когда ей закрываться от хозяина, а когда пускать к нему частичку эмоций. Она могла передавать их другим людям.
Она ясно дала понять: кем бы ни приходилась Ричарду, для нее я лишь ненавистная женщина, которой не стоит здесь больше появляться.
Я и не собиралась, понимая, что действительно недооценила уровень опасности.
— Тише, тише, — услышала успокаивающий голос мужа. — Если она сделала то, о чем я думаю, то сейчас все пройдет.
— Не пройдет, — прошептала я, — это не пройдет, оно во мне.
— Эй, эй, Марита, — позвал муж, но оторваться от себя не дал, — ты… ты лучше расскажи, как ты умудрилась все это время скрывать Феньку.
— В смысле? — сглотнула я.
— Твоя мама не знала, папа тоже. Где ты его прятала… до скольких… до семнадцати лет?
— В домике рыбацком, — прошептала я, чувствуя, как озноб постепенно спадает. — Недалеко от моего поместья есть речка. Фенька его нашел. Домик… домик на берегу реки. Мы там жили. Лет… Ричард…
— Тсс, продолжай.
— … лет пять. Все нормально было, пока хозяин не вернулся.
— Что он сделал?
— Испугался, — выдохнула я, сподобившись даже усмехнуться.
— А вы?
— А мы убежали.
— И что потом? На вас донесли?
— Нет, мы сдуру вернулись. Я надеялась, что хозяин уже уехал.
— Но?..
— Но не уехал. Он нам про гонки рассказал.
— Вам крупно повезло, — серьезным голосом сказал муж, явно не обрадованный моей историей.
— Ричард, — тихо прошептала я.
— Что?
— Прости меня, пожалуйста. Со мной одни проблемы.
— Это точно. — Он вздохнул с сожалением. — Но тут я сам виноват. Не нужно было позволять тебе ее трогать. Сил иногда даже рядом со мной с ума сходит, не знаю, почему я решил, что с тобой что-то изменится. — Он замолчал на мгновение, а затем добавил тихо: — И, кстати, Марита, на полях растет рожь.
Я прижалась к мужу еще теснее.
Что ж. Одной тайной меньше.
Мы не говорим с Симоной о семейной жизни, потому что ни одна из нас не знает, что это такое. Мы не говорим о детях, потому у Симоны их никогда не будет.
Мы не говорим о наших занятиях, потому что обе в глубине души осуждаем друг друга. Я осуждаю ее нежелание что-то изменить, перестать быть подстилкой для мужчин, а она осуждает мое желание участвовать в гонках.
Я не знаю, как ей объяснить, почему меня тянет на эти соревнования.
Иногда наступает такой момент, когда смерть перестает быть страшной. Пугать начинает жизнь.
Жизнь, в которой тебя ничего не держит.
Вокруг тебя буря, дождь бьет по лицу так сильно, что кажется, будто от капель остаются кровавые порезы, а ты вдруг понимаешь, что это самое прекрасное, что случилось с тобой за все твои семнадцать лет. Быть в эпицентре бушующей стихии, правильно направлять своего дракона, обгонять других наездников, показывая свое превосходство — вот что привносит в твое существование смысл. Выбраться из безвыходной ситуации, доказать всем вокруг и себе самому, что ты чего-то стоить, можно только на гонках.
Среди таких же отчаянных участников, которые приходят на эти соревнования не столько ради победы, сколько ради борьбы за нее, ты перестаешь чувствовать себя одиноким.
Там, в небе, мы одна команда. Одна семья, состоящая из врагов, которые понимают друг друга намного лучше, чем обычные родственники.
И когда я спускаюсь на землю, внутри поселяется пустота. Мне надо туда. Моя душа просит неба.
Опасность манит тем, что с ней жизнь приобретает смысл.
Именно поэтому я не могла пропустить следующие гонки.
В день, когда Ричард улетал на соревнования, мы ночевали в разных спальнях, о чем он всегда предупреждал. И это предупреждение было озвучено уже на следующее утро. Как только муж обработал рану, сказал, что этой ночью мне лучше отдохнуть у себя, после чего отправился в тюрьму Буклона поговорить с заключенными урками.
Он вернулся поздно, время близилось к полуночи. Зашел в мою спальню, убедился, что его жена давно видит седьмой сон, и подстраховался на случай, если она решила всех обмануть.
Как только наступила полночь, я удостоверилась, что Тим Донг выскользнул из дома, и тихонько вышла из комнаты Софи. Прокралась к своей спальне и понимающе хмыкнула, когда не смогла коснуться ручки — руку обожгла тьма. Своей стихией Ричард окутал мои покои снаружи и, уверена, изнутри. Чтобы я не выбралась.
Герцог Бёме сам в этом виноват. Ему не стоило показывать мне, насколько он может просчитывать ситуацию. Если бы не его поведение на балу, я бы не стала обдумывать план побега, искренне полагая, что запирать меня в доме не будут.
Теперь же в моей комнате, мирно посапывая, лежала Софи, которая была очень рада, что для шалости: «Давай чуть-чуть обманем герцога?» — я выбрала именно ее.