Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поначалу Нелл и Фен настроены против Энди (они считают его выскочкой, захватившим лучший регион для исследований), однако понемногу отношения между ними претерпевают разительные изменения. Все трое - соперники в научной гонке, но при этом Энди и Нелл с неистовой силой влечет друг к другу. Фена, под агрессивной мужественностью скрывающего бисексуальность, тоже притягивает Энди. Но главное, все вместе они способны нащупать в окружающем хаосе то, чего не могут различить поодиночке - некое подобие универсальной схемы, способной обнажить глубинную сущность человеческой культуры...
Однако история о любовном треугольнике и научном соперничестве в джунглях (и так-то весьма привлекательная и захватывающая) скрывает под собой еще несколько вложенных друг в друга сюжетов.
Энди, Нелл и Фен представляют собой, по сути дела, три типа взаимодействия европейца с чуждой культурой. Скованного и не уверенного в себе Энди более всего занимает осмысление собственного поведения -степень его этичности; те искажения, которые характер наблюдателя вносит в наблюдения, пределы постижимости чужого мира... Брутальный Фен с готовностью растворяется в жизни аборигенов - легко осваивает их языки, перенимает привычки - вплоть до самых экзотических - и вообще безупречно адаптируется, сохраняя в то же время снисходительное и отстраненное отношение к «дикарям». И лишь Нелл искренне, со всей доступной ей любовью и эмпатией, стремится понять иную культуру, надеясь посредством этого постижения сделать мир лучше. Таким образом, «Эйфория» оказывается еще и романом об альтернативных способах постижения реальности, и о том пьянящем и немного опасном результате, который достигается посредством их синтеза.
Вторжение героев (и - шире - европейцев) в жизнь папуасов неизбежно приводит к драме. Подспудная тревога, ощутимая буквально с первых страниц, разрешается мощным взрывом, в очередной раз возвращающим нас к размышлениям о природе колониализма, об относительности наших представлений о норме и о том, что даже самые добрые намерения при контакте с хрупким, непонятным и непривычным укладом способны привести к катастрофическим последствиям.
Ну и, наконец, волшебная Схема, прекрасный ключ к пониманию человеческой цивилизации, которую Энди, Нелл и Фен в горячечном любовном полубреду придумывают однажды ночью, спустя буквально пару лет оказывается великолепным аргументом в пользу нацистской идеологии. Условно распределив народы, культуры и даже отдельных личностей по сторонам света («люди юга» более пластичны, заботливы и уступчивы, «северяне» отличаются сильной волей, тягой к власти и самоуверенностью, и т. д.): прекраснодушные мечтатели-ученые невольно вкладывают мощное оружие в руки собственных врагов: провозглашающих на этом основании право «нордической расы» на мировое господство.
При желании в «Эйфории» можно вскрыть еще несколько слоев. Так, к примеру, в основу своего романа Лили Кинг положила подлинную историю знаменитого антрополога Маргарет Мид, а также ее второго и третьего мужей -этнологов Рео Форчуна и Грегори Бейтсона, и зазор между подлинными событиями и их художественной интерпретацией тоже представляет немалый интерес (спойлер: на самом деле всё закончилось куда лучше, чем в романе).
Упаковав в более, чем скромные по нынешним временам 300 страниц такое обилие смыслов, автор добивается поразительного эффекта: воздух внутри романа буквально потрескивает от лихорадочного напряжения -эротического, интеллектуального, эмоционального. Не столько описывая, сколько обозначая узловые точки конфликтов, одним скупым штрихом намечая контур человеческой судьбы (для того, чтобы описать весь ужас среды, в которой вырос Фен, ей хватает одного убористого абзаца), Кинг создает текст поразительной сдержанности и силы, сочетающий выверенную лаконичность с масштабной насыщенностью.
«Узкая дорога на дальний север» австралийца Ричарда Флэнагана - очень странная книга. Мы привыкли, что Букеровская премия (Флэнаган получил ее за свой роман в 2014 году) иногда приносит нам безусловные шедевры, а во всех прочих случаях просто гарантирует стабильно высокое качество: то есть проза или просто хорошая, или - если повезет - очень хорошая. Положа руку на сердце, ни к одной из этих категорий отнести «Узкую дорогу» нельзя -пожалуй, ее можно описать как плохой (местами катастрофически плохой), но очень важный роман со спорадическими проблесками незаурядного таланта.
История, которую рассказывает Флэнаган, бесконечно важна для австралийской постколониальной идентичности и практически не известна за пределами Австралии. В 1943 году изрядно потрепанный шестидесятитысячный австралийский экспедиционный корпус, переброшенный в Юго-Восточную Азию из Сирии, попадает в плен к японцам. Практически немедленно австралийцев отправляют на строительство узкоколейки, призванной связать Сиам с Бирмой и обеспечить таким образом Японии плацдарм для будущего вторжения в Индию (к тому моменту уже совершенно нереалистического и миражного). Эта дорога, ведущая через непроходимые джунгли над рекой Квай, становится не только могилой для каждого второго попавшего туда австралийца, но и местом, где голод, непосильный труд, побои и малярия выковывают из выживших некое особое братство, объединенное не только общностью судьбы, но и совершенно новым национальным родством.
Именно в этот тропический ад попадает главный герой романа Флэнагана, молодой врач Дорриго Эванс - слабый, не уверенный в себе и трагически несовершенный, но в силу обстоятельств вынужденный принять на себя роль благородного и мудрого вождя своих измученных земляков. Впрочем, этой коллизией в духе «Как закалялась сталь» (с поправкой, конечно, на отсутствие у героев революционного или какого бы то ни было иного энтузиазма) содержание романа не исчерпывается. Второй временной пласт относится к последним предвоенным месяцам, когда Дорриго - свежепомолвленный жених девушки из хорошей семьи - крутит умопомрачительный роман с женой собственного дяди. И, наконец, на третьем хронологическом «этаже» романа семидесятипятилетний Дорриго, на старости лет ставший национальным героем Австралии, персонажем документальных фильмов и любимцем прессы, силится осмыслить и интегрировать опыт собственной жизни.
Повествование стохастически скачет между разными временными слоями, отчего уже через пару десятков страниц у читателя начинает отказывать вестибулярный аппарат. С ученической тщательностью выписанные сцены насилия (для российского читателя, знакомого, скажем, с Варламом Шаламовым, неубедительные и какие-то совсем детские) сменяются эротическими сценами, в год публикации романа небезосновательно претендовавшими на приз за худшее описание секса в литературе. Японский инженер, ответственный за строительство дороги, предсказуемым образом оказывается невротиком, садистом и наркоманом, высокомерный негодяй-полковник, презирающий «невежественных австралийцев», говорит с аристократически-манерным английским акцентом, а возлюбленная главного героя - конечно же, пышногрудая блондинка с родинкой на верхней губе. Стереотипы множатся и отражаются друг в друге, создавая внутри романа эффект идеально обтекаемого, бесцветного и безвоздушного пространства без углов.