спросила она сквозь хныканье, и я не знал, почему я потакал ей, возможно, потому что хотел, чтобы она знала, на что я готов пойти ради того, кого действительно люблю. Ради той, кто сделает то же самое для меня, в отличие от нее. И, возможно, отчасти я делал это, чтобы понять, действительно ли ей не все равно, что со мной будет. Или что ложь о ее любви так глубока, как я в это верил.

— Она привязана к Теневому Зверю. Чертов монстр, который истощает ее силы и сделает ее пустой и смертной, когда закончит с ней. Так что Лавиния будет пытать меня любым способом, какой сочтет нужным, в течение трех лунных циклов, прежде чем освободит Дарси. Я бы предпочел, чтобы у нас был шанс, чем сдаться и принять судьбу, которую звезды, кажется, так чертовски настойчиво хотят нам предложить. Я в долгу перед ней. И я могу вынести любую боль до края земли и обратно ради Дарси, но независимо от этого, я заключил с Лавинией Смертельные Узы, чтобы гарантировать, что я не буду бороться с ней.

— Нет. — Стелла замерла в ужасе при этих последних словах, ее рука поднеслась ко рту, когда он задрожал, и обильные слезы полились по ее щекам.

Она трясла головой, и в кои-то веки ее выражение лица не выглядело пришитым к месту. Она выглядела измученной, разбитой и слишком чертовски реальной. Она также выглядела ужасно знакомой, и во мне всколыхнулись воспоминания из моего детства. Эта женщина, которая любила меня и Клару за закрытыми дверями, когда ее театральность была не нужна. Потому что были только мы. И на какой-то неловкий момент это выражение заставило меня замешкаться.

Она плакала не громко и не для привлечения внимания. Это было тихо и преисполнено болью, когда она спрятала лицо в ладонях и разбилась на куски у меня на глазах.

Я молчал, не зная, что сказать, сомневаясь в себе за то, что втянулся в то, что легко могло оказаться очередным фарсом. Но что-то подсказывало мне, что это взаправду, и я не знал, как на это реагировать.

Стелла протянула руку через решетку, и я был так ошеломлен, когда она взяла мою руку, прижалась ко мне, продолжая всхлипывать и дрожать, что просто позволил ей это сделать.

— Вы с Кларой были лучшим, что у меня когда-либо было, — пролепетала она, когда ей удалось немного успокоиться и посмотреть мне в глаза. — Я потратила так много времени, находясь в другом месте, пока вы становились старше, замышляя и строя планы, придумывая, как вы оба могли бы вписаться в этот мир, который мы с Лайонелом создавали. Я потерялась в мечтах о будущем, которое мы строили. И с каждым дюймом власти, на которую я претендовала, я все глубже погружалась в этот мир фантазий. Я думала, что как только я захвачу мир с Лайонелом, все встанет на свои места, но вместо этого все разлетелось на миллион осколков. Лайонел не испытывает ко мне любви, и теперь, оглядываясь на след, оставленный мною после стольких лет, я наконец-то вижу разрушения, которые я оставила после себя. Хуже всего то, что я вижу то же самое разрушение, которое смотрит на меня из твоих глаз. Мой сын ненавидит меня, и хотя ты все еще здесь, на этой земле, я потеряла тебя так же окончательно, как и свою дочь.

По ее щекам катились слезы, горе разрывало ее лицо на части, и я почувствовал, как то же самое горе пронзает меня из-за моей сестры, и эта рана никогда не исцелится. Единственное, что нас со Стеллой теперь объединяло.

— Я вижу, что нет достаточно глубоких извинений, чтобы исправить нас, — вздохнула она, мрачное понимание застилало ее глаза. — Это как ты говоришь — слова ничего не значат. Я потерпела неудачу в любви к тебе. И теперь уже слишком поздно быть матерью, которой я должна была быть. Ты вырос и полон острых осколков благодаря мне. Звезды предложили тебе Элизианскую Пару только для того, чтобы потребовать от тебя ужасной жертвы. Немыслимой жертвы, — она сжала мою руку, глядя на меня в отчаянии.

— Ты можешь больше не быть моим, но ты насквозь сын Азриэля. Я знаю, что он наблюдает за тобой из-за Завесы, и он был там даже тогда, когда я не могла. Он тот человек, которого я должна была любить так же преданно, как я любила Лайонела, но я никогда не заслужила бы его ответной любви.

Я убрал свою руку от ее ладони, позволяя своим стенам прочно встать на место между нами, видя, какие муки это причиняет ей, и совершенно не заботясь об этом. Она поднялась на ноги, дрожа, прежде чем повернуться и поспешить прочь, но я произнес свои последние слова достаточно громко, чтобы она услышала.

— Нет, — согласился я. — Ты бы никогда этого не заслужила.

Ночь шла своим чередом, и я не мог уснуть, беспокойство распирало мою грудь, пока я ждал возвращения Дарси.

Куда, черт возьми, Лавиния забрала ее? Что она заставляла ее делать? Какие новые грехи будут преследовать ее после этой ночи?

Теперь, когда я исцелился, у меня появилась энергия, чтобы шагать взад-вперед перед прутьями, проверяя их на прочность то тут, то там. Возможно, мне следовало бы попросить выпить у Стеллы, но от мысли о том, что у меня во рту окажется кровь этой мерзкой женщины, у меня заурчало в животе.

Наш разговор все время крутился у меня в голове, распаляя меня. Если она действительно чувствовала себя виноватой после всего случившегося, то это было ее бремя, и я не собирался проявлять доброту или сочувствие. Она не проявила ничего, когда я нуждался в ней больше всего, когда Клара была убита, а Лайонел украл мое будущее, связав меня с Дариусом.

Я приостановился, обхватив руками прутья решетки и подняв глаза к огромному потолку тронного зала, представляя себе небо далеко за его пределами.

— Дариус, если ты наблюдаешь за всем этим, то я очень надеюсь, что звезды рассказали тебе о своих планах, что все это просто буря, которая скоро рассеется, и я снова смогу увидеть голубое небо. И если это правда, есть ли шанс, что ты сможешь послать мне знак?

Молчание.

Горе захлестнуло меня, мои кулаки сжались на прутьях, страх за Блу также давил на меня. Я чувствовал себя таким чертовски беспомощным в этой клетке, но у меня не было другого выхода. Дарси нужно было спасти,