Я его целую, и он отвечает на мой поцелуй.

– Я тебе должна подарок. Но пока что у меня есть для тебя лишь это.

Он удивленно на меня смотрит, а я достаю из кармана пачку жвачек, показываю ему, и он улыбается. Достаю одну, распечатываю и кладу ему в рот. Он улыбается, вспоминая, что для нас это значит, и спрашивает:

– А теперь у тебя должны появиться пятна, и ты начнешь вертеть головой, как та девочка из фильма ужасов?

Мы оба заливаемся смехом.

– Нет, теперь у меня зеленое лицо и швы на подбородке. Что может быть сексуальней, что лучше подходит ко Дню всех влюбленных?

Эрик целует меня, а я, отстранившись от него, говорю:

– Фрида мне рассказала, что она сегодня вечером идет на свингер-вечеринку. Ты знал об этом?

– Да. Мне позвонил Луиджи и пригласил нас в «Нахт»[25]. Но я отказался. Ты сейчас не в том состоянии, чтобы идти на вечеринку, ты так не считаешь?

– Ну да… Но, думаю, если бы я выглядела получше, была бы не против туда пойти.

Эрик целует меня и кусает за нижнюю губу.

– Маленькая порочная девочка, ты так этого хочешь? – Я смеюсь и киваю, а он, прижимая меня к себе, говорит: – Будут и другие вечеринки, обещаю. – И, увидев мой взгляд, спрашивает: – Ну, смугляночка, что ты хочешь спросить?

Я расплываюсь в улыбке. Как же хорошо он меня знает! Я прижимаюсь к нему и спрашиваю:

– А у тебя когда-нибудь был бой банг?

– Да.

– Ну ты даешь!

Эрик смеется над моей реакцией.

– Дорогая, я уже больше четырнадцати лет практикую такой секс, который для тебя стал новинкой. Я испробовал многие вещи и заверяю тебя, что не хотел бы, чтобы некоторые из них ты попробовала. – Понимая, что я жду объяснений, он поясняет: – Это садо.

– А, нет! Я бы этого не хотела, – восклицаю я. И, услышав смешок Эрика, спрашиваю: – А что ты думаешь о ганг банге?

Эрик долго на меня смотрит… И когда мое терпение вот-вот лопнет, отвечает:

– Слишком много мужчин между мной и тобой. Я бы предпочел, чтобы ты мне это не предлагала.

Я хохочу, и, пока я не успела что-то добавить, он меняет тему:

– Я хочу пить. Хочешь что-нибудь выпить?

Влюбленная по уши, я иду с букетом роз по широкому коридору в сторону кухни. Я открываю дверь, вхожу и натыкаюсь на улыбающуюся Симону.

– Трусишка! – выкрикиваю я.

Животное подбегает ко мне, но Эрик его останавливает, чтобы тот не причинил мне боль. Пес радуется как сумасшедший, а я еще больше. Осторожно обняв Трусишку и вылив на него поток ласковых слов, поворачиваюсь к своему голубоглазому совершенству и, не обращая внимания на то, что рядом с нами Симона, обнимаю его и шепчу по-испански:

– Ни ганг банг, ни что иное! Ты самое лучшее, что есть на свете, и я клянусь, что вышла бы за тебя замуж с закрытыми глазами.

Эрик сияет от радости и целует меня:

– Это ты самое лучшее в мире. И мы можем пожениться… когда захочешь.

О боже! Что я только что сказала? Я сделала ему предложение?! Убейте меня.

Трусишка прыгает вокруг нас, и Эрик, успокаивая его, говорит:

– Видишь, я надел ему на шею шарф, как это делала ты. Он и в самом деле совсем потерял голос.

– Ах, мой Айсмен, я бы тебя съела! – восклицаю я и целую его.

Я настолько увлечена этим чудесным моментом и продолжаю гладить прыгающего от счастья Трусишку, что только потом замечаю в руках Симоны что-то белое. Это маленький щенок.

– А это что еще за прелесть? – восхищенно спрашиваю я, не отрывая от щенка взгляда.

Обнимая меня за талию, Эрик подводит меня к Симоне и поясняет:

– Он был в той же клетке, что и Трусишка. Судя по всему, он единственный, кто выжил из всего приплода. Мне сказали, что ему около полутора месяцев. Трусишка не хотел со мной уходить без этого малыша. Тебе нужно было видеть, как он взял его в пасть и вышел с ним из клетки, когда я его позвал. После этого я не смог вернуть щенка обратно в клетку.

– Вы очень великодушны, сеньор, – растроганно бормочет Симона.

– Он самый лучший, – поддакиваю я, вне себя от счастья. А затем, глядя на Трусишку, говорю: – А ты папаша.

Мой любимый Айсмен расплывается в улыбке от наших слов, а затем, всматриваясь в щенка, говорит:

– Вот только я не знаю, какой он породы.

Я ласково беру толстенького и пушистого щенка. Он такой миленький.

– Это дворовый пес.

– Дворовой? И что это за порода? – спрашивает Симона.

Уловив мою шутку, Эрик улыбается, а я, держа щенка в руках, объясняю Симоне:

– Дворовой – это значит, что у него есть что-то от каждой породы, но он не относится ни к какой конкретно. Обычный дворняга.

Мы смеемся. Затем Симона отправляется поделиться радостью с Норбертом. Я опускаю щенка на пол, а Эрик, придерживая Трусишку, чтобы тот на меня не прыгал, говорит:

– Тебе нравятся подарки?

Счастливая и влюбленная, я целую его и мурлычу:

– Дорогой, это самые лучшие подарки. И ты тоже самый лучший.

Эрик счастлив. Я это вижу по его взгляду.

– Они могут остаться в гараже – до тех пор, пока мы не сделаем будку.

Я смотрю на него и не могу поверить своим ушам!

– Ладно… Но позволь им сегодня остаться в доме. На улице очень холодно.

– В доме?

– Да.

В этот дивный момент щенок, который топает по полу, мочится. Вот это лужа! Эрик смотрит на меня и серьезно спрашивает:

– В доме?

Я подмигиваю ему и заговорщицки шепчу:

– Чтобы ты знал, ты только что увеличил нашу семью. Теперь нас пятеро.

Мой немец закрывает глаза, понимая, на что я намекаю, и, прежде чем он успел сказать очередной свой перл, я его опережаю:

– Эрик, пойдем. – Взяв щенка на руки, поворачиваюсь, чтобы выйти из комнаты. – Давай сделаем Флину сюрприз.

– А Трусишка его не напугает?

Я отрицательно качаю головой.

Мы тихонько идем к его игровой комнате. Я осторожно открываю дверь и впускаю животное.

– Трусишка! – выкрикивает мальчик и обнимает его.

Флин так замечательно смеется. Это просто здорово! Пес ложится на спину, чтобы мальчик почесал ему брюшко. Ребенок вне себя от радости, как вдруг его внимание привлекает кое-что в моих руках. Раскрыв глаза от удивления, он походит ко мне и спрашивает: