– Он и так теперь будет известен всем высокопоставленным римлянам, – вставил слово Магон, – я слышал, у тебя были счеты с самим Марцеллом.

Чайка пропустил слова насчет Марцелла мимо ушей, чтобы не всплыло имя Юлии. Хорошо еще никто не спрашивал его, почему он убил Памплония.

– Я не знаю его в лицо, – поскромничал Федор, припоминая богатые доспехи римлянина, с которым ему пришлось схватиться в узком пространстве, – разве это был сам Сципион?

– Он самый, – кивнул Гасдрубал, – верные люди в стане римлян мне уже доложили об этой стычке, но я никак не мог подумать, что это ты.

Он встал и в молчании прошелся по небольшому залу, обставленному достаточно просто, без лишней помпы. Магон и Федор также молча смотрели, как он измеряет пространство своими шагами.

– А что касается сенатора, – проговорил он, наконец обернувшись к Чайке, – я проверю твою информацию. Никто не может обманывать меня и предавать Карфаген, даже советник сенатора Ганнона. Если ты прав, он понесет наказание в любом случае, пусть даже сенаторы запретят мне это делать.

Гасдрубал помолчал, стараясь подобрать нужные слова.

– Но, прежде чем мы отправимся в Ливию, хочу дать совет, – проговорил он, словно прочитав мысли Федора, которого просто раздирало любопытство, – даже если ты в чем-то прав, не стоит тебе лезть в это дело слишком глубоко, Чайка. Эти игры опасны. Целее будешь. Просто воюй честно, как ты умеешь, а политикой предоставь заниматься нам. Однако я благодарен тебе за то, что ты так хорошо служишь нашему дому.

На том разговор и закончился. А на следующий день небольшое войско Гасдрубала, пополненное за счет трех потрепанных хилиархий Чайки, покинуло Тарракон, направившись уже знакомой дорогой обратно в Новый Карфаген. Незадолго до этого Гасдрубал рассказал ему о смерти Атебана и гибели всей его хилиархии.

– После того как я отогнал римлян от Илерды, лазутчики сообщили мне, что небольшой флот поднялся по реке и зашел нам в тыл, захватив переправу через Ибер, – неожиданно проговорил Гасдрубал, когда они ехали рядом на конях, минуя последний до реки перевал, где Чайка видел в прошлый раз мертвые тела римлян и карфагенян, – я немедленно отправился туда сам, зная о том, что твои люди держат мост и от них давно нет вестей. Но было поздно. Когда я прибыл, переправа была полностью в руках солдат Сципиона, ожидавших подхода подкреплений. Но вместо свежих сил появился я и утопил их всех в водах Ибера, захватив десяток бирем. Однако Атебан и все его воины погибли.

– Не повезло, – сказал Федор, пожалев о столь быстрой смерти своего военачальника и потере людей, – так и не удалось ему здесь повоевать толком.

– Он умер как герой, – сказал на это Гасдрубал, – пленные римляне рассказали, что едва смогли взять мост, столь сильным было сопротивление. Атебан уничтожил больше половины римлян, что приплыли на кораблях, поэтому моя победа была легкой. Я приказал похоронить его с почестями как героя.

День выдался жарким. Когда войско достигло того самого моста, Федор заметил вдоль дороги множество трупов римских солдат, которые клевали птицы.

– Всех погибших карфагенян похоронили, – заметил Гасдрубал, когда мост остался позади, – а этих погибло так много, что еще не успели сжечь, вот и пируют стервятники. Жаль, ни одного из братьев Сципионов среди них нет.

При упоминании этого имени Федор даже расстроился. «Как же так, черт возьми, – терзал он себя, разглядывая желто-песчаные горы, поросшие сухим кустарником, – ведь он был у меня в руках. Впрочем, как и Марцелл, однажды. Везучие мне достались римляне. Ну да ничего, прекрасный Памплоний наконец встретил свою смерть. Придет и их час».

Он на мгновение задумался о том, как расскажет Юлии об этом. Но потом отогнал эту мысль от себя. В ближайшем будущем о возвращении можно было и не думать. Сначала предстояло путешествие в Африку с армией Гасдрубала, а уж потом можно было подумать и об Италии.

«Интересно, что там происходит? – размышлял Чайка, подумывая, не спросить ли об этом командующего, но тот казался погруженным в собственные мысли. – Не пошел ли уже Ганнибал на Рим?»

Однако интуиция подсказывала ему, что Ганнибал пока находится там же, где он его и оставил. А все самое главное происходит сейчас здесь, в Испании. Вернее, там, где находится Гасдрубал. Федор не мог себе объяснить этого, фактов не было, но догадки казались ему верными.

«Будущее покажет, – решил он наконец, – недолго осталось ждать. Скоро уже будем на месте».

Через несколько дней они прибыли в Новый Карфаген, где Чайка с удивлением увидел огромный флот и большую армию, усиленную осадным обозом и двадцатью слонами. В основном здесь были испанцы – иберы, кельты, лузитаны и множество других местных народностей из подвластных Карфагену отдаленных провинций, названия которых Чайка еще не запомнил. Африканскими можно было назвать только его хилиархии. Солдат было так много, что кораблей могло и не хватить, но Гасдрубал успокоил его, сообщив, что скоро прибудет еще один флот из Гадеса, а высадка на побережье будет происходить в несколько этапов.

– Ждать всех не будем, – сказал главнокомандующий, беседуя с Федором в порту незадолго до отправления, – когда первые двадцать тысяч займут свое место на кораблях, отплываем. Остальные догонят нас в Африке.

Когда началась погрузка на корабли, Чайка, находясь под впечатлением от той военной мощи, с которой они собирались отплыть в Ливию, все же поинтересовался у своего нового начальника:

– А с кем мы будем воевать?

Федору казалось, что с такой армией вполне можно было идти в поход на Рим. Например, на помощь Ганнибалу.

– Мы должны подавить мятеж царя Масиниссы, – ответил Гасдрубал и, видя по лицу Чайки, что тот слышит это имя впервые, пояснил: – Это один из наших нумидийских вассалов, как и царь Сифакс. Оба поставляют Карфагену своих всадников.

Федор кивнул, нумидийцев, с которыми ему приходилось воевать, он знал прекрасно. Первоклассные наездники и разведчики. Теперь, похоже, из союзников они стали врагами. Не все, конечно. Как оказалось, и среди темнокожих вассалов Карфагена были разногласия. Впрочем, повод, из-за которого восстал Масинисса, его даже несколько позабавил.

– Почему он восстал, – все же решился узнать Федор, – разве ему мало платили?

– Нет, просто Масиниссе приглянулась моя дочь, – сообщил неожиданно Гасдрубал, – и Сифаксу тоже. Но сенату было важнее сохранить дружбу с Сифаксом, у которого больше земель и воинов, и они принудили меня отдать ее замуж за него, хотя я и обещал дочь Масиниссе.[15]