Легко сказать — задержи! На стороне карелов и число, и огневая мощь. Я позволил внедренным боевым рефлексам взять верх. Тело само уклонялось от выстрелов, покуда руки нашаривали по карманам очередной листок с мушками. Если так пойдет дальше, я подсяду на пситропы окончательно.

К счастью, программы карелов явно не включали стратегического блока. Каждый в отдельности, пожалуй, размазал бы меня по титановым дорожкам капсульного депо, но их было так много, что бойцы мешали друг другу. Кроме того, по узким мосткам невозможно было пройти иначе, как по одному-двое, и при этом остальным приходилось прекращать огонь, чтобы не снять ненароком своих. Первая пара уже приближалась ко мне, я стоял, чуть покачиваясь, удерживая на грани осознания ключи боевых программ.

— Продержись! — крикнула Элис, втыкая в разъем последний кабель, соединивший ее мозг с сетевым терминалом, а оттуда — со всем лунным глосом.

У меня осталась еще секунда, чтобы обернуться, заметить, как пропадает наведенная чипами царственная осанка, и благородное изящество, как теряет всякое выражение скрытое под ниспадающими кудрями лицо. Чтобы пробить защитные барьеры, Элис задействовала свои процессорные мощности до последнего флопа, выгрузив из памяти резидентные программы обличий и обмякнув совершенно по-человечески рядом с серой колонкой терминала. И все равно она оставалась прекрасна.

А потом на меня набросились карелы.

Я заранее решил, что второго раунда ускорения не выдержу, поэтому вызванная мною репрограмма не требовала сверхъестественной реакции, опустошающей надпочечники. Нагрузка ложилась на мозг… но если я уж попал в этакий переплет, то ума все равно нет, так что пара тысяч нейронов — невелика потеря.

Огромная пещера, заполненная медленно плывущими по своим делам капсулами, превратилась для моего внутреннего взора в трехмерную схему. Я видел траектории китоподобных громад и сплетение дорожек, поля поражения для каждого парализатора и гаузера, я видел, куда нанесет следующий удар уже накрутивший себя до состояния берсерка карел, и что товарищ его войдет в режим только через полторы секунды…

Шаг в сторону, пинок — удар — блок — снова удар, и карел отступает на полшага, чтобы успеть вызвать репрограмму (проклятие, чего стоит этот запрет на боевое программирование, если чуть ли не все, с кем я сталкиваюсь, его нарушают?). Я использую передышку с толком. Второй групарь пытается меня убить, но у него плохо с глазомером: уход, контакт, и сильный удар. Подсознание пытается просчитать траекторию падающего тела, но я напоминаю программе, что карел уже не представляет угрозы.

Первый за это время выходит в песню, и я машинально отступаю. Поле зрения застилает багровым — опасность, опасность! — но вместо того, чтобы покончить с противником сразу, боевик тратит секунду, чтобы выпалить «Адьос, пентяра!», и моя программа успевает перенастроиться. Бой длится целую вечность — больше минуты, но в конце концов карел теряет осторожность, и я подставляю его под гаузерный разряд.

Вторая пара уже спешит-торопится на подмогу, но я успеваю оглянуться еще раз. Элис все так же стоит на коленях, на секунду до моего сознания доходят звуки, исходящие из ее горла, и меня передергивает. Это не крик — это псевдозвук, дребезжащий перезвон оцифрованного сигнала, воспроизведенный не динамиком модема, а женскими голосовыми связками.

А потом все замирает.

Программа перенастраивается почти сразу же. Вместо суматошного мельтешения такт-меток на заднем плане — строгая красота паутины, в центре которой — жирное алое пятно, враг номер один. Карел из Карелов, лично явившийся поглазеть, как меня возьмут… по-прежнему живьем. Это уже понятно. Два бластерных заряда — и полечу я ко дну каменного колодца вслед за неудачливым групарем, а до дна — метров восемьдесят, и через десять секунд я сверну себе шею.

Групари бросаются по дорожке уже не парами, точно евангелисты на прогулке, а всей толпой, отпихивая друг друга, вознамерившись смять массой, подавить… и по нервам мне хлещет звонкий крик: «Держись!».

Сознание тратит драгоценные доли секунды, пытаясь осмыслить происходящее, а программа уже перерисовывает тактическую схему, и мышцы сами бросают тело назад, и пальцы вцепляются в хрупкие стержни ограждения, когда бурая туша капсулы таранит мостик, сметая передних групарей, разрывая упрочненный титан, словно бумагу. Вокруг царил хаос, капсулы сходили с траекторий и, лишенные поддержки магнитного поля, рушились вниз, пробивая дыры в путанице дорожек и ведущих кабелей. Только ледяная хватка репрограммы, сплетающей в моем мозгу фрактальные узоры мелодии, позволяла отрешенно анализировать — так, эта сейчас упадет, и ее падение оборвет синий кабель, позволяя вон той, едва освободившейся, соскользнуть по дуге, набирая скорость, в направлении выхода… — покуда мостик ходил ходуном, пытаясь сбросить меня, точно последнюю каплю мочи с члена. Капсула врезалась в стену колодца, обрушив круговой балкон и забив просвет туннеля перекрученными обломками.

— За мной, скорей! — крикнула Элис, выдергивая из разъемов шнуры. Штекеры еще лучились лазерным светом.

С трудом вскочив, я припустил за ней по тошнотворно болтающейся над неглубокой, но все же пропастью сетчатой дорожке. Странно, что спутанная конструкция служебных проходов и направляющих еще держалась, не смявшись в металлический клубок… хотя — понял я внезапно — этого и добивалась Элис. И это было только начало, потому что разрушение баллист-вокзала ничем не могло помочь нам. Значит, у моей спутницы есть план. Я, наверное, все же мазохист по ориентации, иначе с чего бы меня всегда тянуло на излишне умных женщин?

Та, единственная, капсула, что висела без движения в центре колодца, когда мы выбегали на балкон, теперь поплыла, постепенно набирая ход, вдоль ведущего кабеля, в направлении призывно раззявленной диафрагмы выходного шлюза. Люк в борту ее оставался раскрыт, виднелись оказавшиеся на стене кресла.

— Прыгай! — взвизгнула Элис, с разбегу вскакивая на опасно прогнувшееся ограждение.

Раздумывать времени не оставалось. Услужливая репрограмма подсказала, в какой момент следует оттолкнуться, чтобы инерция перебросила мое тело через перила.

Приземлился я удачно — на подушки: те слетели с кресел, намертво приваренных к полу, и жидковатой грудой осыпались на ставшую полом стену. Несколько пузырей лопнуло, окатив меня желеобразным содержимым напополам с мелкой крошкой эффекторов.

— Г-гадость какая… — пробормотал я, пытаясь утереться, чтобы мерзкая каша не попала в рот — еще не хватало, чтобы туповатая комфорт-интелтроника попыталась у меня во внутренностях задействовать такой эффектор. Погасил репрограмму. И только потом понял, что не могу встать.

Капсула неторопливо разворачивалась днищем вниз, и я вместе с подушками пополз вдоль стены, туда, где полагалось находиться полу, сдирая по пути плесневое покрытие.

Элис торопливо снимала защитный кожух с разъемного щита под грозной надписью «Несанкционированное вмешательство в работу бортовых систем карается летальным исходом».