В Плимуте Эдриан подъехал к дому Антониса Папаса, а Имоджен направилась в клуб «Афродита». Каждый пообещал позвонить, если обнаружит что-то важное. Эдриан заставил напарницу дать слово не входить в заведение одной и в случае подозрительной обстановки немедленно сообщить. Он внимательно посмотрел на дом. Здесь провела детство Изабел, хотя и не опознала ни одного из своих похитителей. Скорее всего, сказалась неуместная в данном случае преданность. Полиция все еще пыталась получить достаточные улики для проведения обыска, однако пока двое судей отказывались подписать ордер. Учитывая все, что было известно об Антонисе, ответ напрашивался сам собой: неведомый высокий покровитель намеренно тянул время.

Даже беглый взгляд на дом вызвал неприятное чувство. Холодное, убогое здание абсолютно не соответствовало доходу, о котором говорил Элиас. Деревянная дверь рассохлась и потрескалась, а крашеные кирпичные стены выцвели и облезли. Единственной отличительной чертой показались два квадратных окна, из-за проезжающих машин покрытых толстым слоем пыли. Вглядевшись, Эдриан заметил несвежие тюлевые занавески, надежно защищавшие комнаты от посторонних взглядов.

По грязной дорожке он прошел в дальний конец дома и перелез через забор. На задний двор солнце не проникало. В углу стоял старый сарай, а землю в шахматном порядке покрывали розовые и желтые садовые плиты. Задняя дверь оказалась незапертой.

Стараясь двигаться как можно тише, Эдриан вошел. Откуда-то из глубины доносились звуки работающего телевизора или радиоприемника, но откуда конкретно, понять было трудно. Пол в кухне оказался таким грязным, что подошвы прилипали. В доме явственно ощущался запах – не какой-то неопреленный, а тот самый: сладковатый мерзкий запах гниющего мяса. Хорошо, что дверь осталась открытой.

В холле возле стены стояла бейсбольная бита. Эдриан вооружился и пошел дальше, в гостиную. Звук стал громче. Работал телевизор; на противоположной стене отражался свет экрана. Скоро глаза привыкли к полумраку. Все здесь выглядело желтовато-серым, как небо в предрассветный час.

Хорошая новость заключалась в том, что Эдриан обнаружил Антониса. Но существовала и плохая новость: Антонис или умер, или очень крепко уснул. Судя по количеству высохших окровавленных бинтов на теле, кто-то явно пытался спасти ему жизнь. Эдриан перевел взгляд на заваленный обертками и консервными банками кофейный стол. В воздухе витал еще один запах. Эдриан не смог его определить, пока не заметил на столе пепельницу. От лежавшей на краю сигареты тянулась тонкая струйка дыма. Здесь явно был кто-то еще. Эдриан прижался к стене и постарался не издавать звуков. Знает ли этот «кто-то» о его присутствии? Надежнее исходить из предположения, что знает.

На первый взгляд, спрятаться в этой комнате было негде, поэтому Эдриан решил, что человек находится не в гостиной и определенно не в кухне. Значит, наверху. В этот момент в туалете спустили воду. Судя по всему, Эдриан еще себя не выдал. Он остановился в укромном месте под лестницей и стал ждать. Наверху раздались тяжелые шаги. Эдриан услышал, как человек застегнул молнию, а потом увидел и его самого. Васос уже почти спустился с лестницы. Он был намного массивнее Эдриана, а потому главным козырем оставался элемент неожиданности. Едва Васос показался, Эдриан бросился наперерез и сбил с ног, заставив упасть на колени.

– Кто здесь? – крикнул Васос.

– Полиция.

Совершенно неожиданно, даже не пытаясь сопротивляться, бандит поднял руки.

– Сдаюсь. Прошу защиты, – произнес он четко, внятно.

– Ты убил Антониса Папаса?

– Нет, я его не убивал. Когда пришел, он уже был при смерти: дело рук сына. Пытался его спасти, но он не позволил вызвать медиков. Джаннис убил его. Наконец-то парень собрался с духом.

Эдриан ослабил хватку. Васос с трудом поднялся и прислонился к стене, продолжая держать руки вверх в жесте безусловной капитуляции.

– А где Джаннис сейчас?

– Понятия не имею. Антонис сказал, что во время исполнения последнего задания сын был тяжело ранен. Просил найти и удостовериться, что с ним все в порядке.

– И ты это сделал? – Эдриан достал телефон и, подняв палец в знак молчания, начал набирать номер. – Минуту, скажу только пару слов.

– Кому звоните?

– Напарнице. – Эдриан продолжал держать палец поднятым. – Привет… да… я его нашел, мы в доме Антониса. Да, в Плимуте… ничего, подождем здесь… задняя дверь открыта. Потом.

Эдриан выключил телефон, опустил руку и кивнул, показывая, что можно говорить.

– Итак, нашел Джанниса?

– Нет. Остался здесь. Без защиты Антониса я почти труп.

– А как насчет Бриджит Рейд? Что там произошло? Почему вы ее искали?

– Антонису позвонил старший детектив-инспектор Стэнтон. Зашел в тот дом, где она работала, и в дверях столкнулся с ней. Сказал, что узнал офицера полиции; велел немедленно разобраться.

– Готов дать показания?

– Все, что угодно. Только вам придется обеспечить мне защиту. Оформить новые документы или что вы там делаете в таких случаях.

– Кого боишься? Дина Кинкейда?

– Кинкейда? Нет, этого засранца смогу пришить в любой момент. Ничего не стоило достать его даже в тюрьме.

– Тогда кого?

– Начальника. Самого главного.

– Есть кто-то еще? Почему Элиас его не назвал?

– Элиас об этом ничего не знает. Если скажу вам, то они меня убьют. А может быть, даже вас.

– Они? Что-то путаешься!

– Тот, чьего имени я не знаю – и никто не знает, – сумасшедший. Однажды собственными глазами видел, как он разорвал парню голову, дернув челюсти в разные стороны. – Васос покачал головой. – Жуть.

– И как же выглядит этот таинственный страшный человек?

– Высокий, намного старше вас, с длинными седыми волосами… но элегантный. Очень элегантный.

– Белый? Черный? Какой?

– Белый, но смуглый. Напоминает итальянского манекенщика или кого-то в этом роде. Длинное пальто, что-то вроде ожерелья… серебряное или из белого золота, с медальоном.

– Медальон?

– Похоже на святого Христофора, но со странным узором из черных или синих камней. Размером с монету в десять пенсов. Выглядит очень дорогим. Денег у него явно навалом.

– Как случилось, что мы впервые слышим об этом человеке?

– Сам я видел его лишь пару раз, не больше. Антонис никогда о нем не говорил, даже со мной. Как только заварилась вся эта каша насчет девушки и ребенка, Антонис очень испугался.

– Испугался? Почему?

– Потому что получил приказ убить девушку – ту, которая давно пропала, – но не мог этого сделать, а потому велел мне спрятать ее в магазине Дими. Он не был абсолютным чудовищем. Жалел ее.

– А как насчет тебя? Ты – абсолютное чудовище? Назови хотя бы одну вескую причину, по которой я не должен отдать тебя Кинкейду после всего, что ты сделал с моей напарницей?