В эту эпоху Византия, пожалуй, самое богатое и процветающее государство в Европе, объединившее обширные территории в Греции, на Балканах и Малой Азии. Роскошь и блеск византийского двора, пышность придворного церемониала, обилие реликвий в Константинополе — «царском городе», образованность и утонченность нравов византийской знати, уровень культуры и научных знаний — все это производило впечатление на латинский Запад, который существенно отставал от греческого Востока. Потому византийцы с презрением и опаской относились к латинянам — варварам в их глазах, а те с жадностью и завистью взирали на Восточную Римскую империю.

Смотревшие свысока на христианский Запад греки привыкли воспринимать западноевропейских рыцарей прежде всего как наемников. Действительно, император часто пользовался услугами западных воинов, которые в составе особых войск сражались против турок-сельджуков или печенегов, а также подавляли мятежи славян. При этом греки считали латинян, особенно норманнов, которые были им лучше всего известны, не менее опасными, чем турки. В самом деле, еще до крестового похода, во второй половине XI в., норманны сумели подчинить своему господству южноитальянские владения Византии включая Калабрию и Апулию, последнюю точку в завоевании которой поставило взятие Бари в 1071 г. После этого греки стремились предотвратить угрозу нападения воинственных северян, заключая с ними соглашения и приглашая их на военную службу, обещая им высокое жалованье и должности. Однако деятельность норманнов не ограничивалась военной сферой. Они также поддерживали находившиеся под их покровительством приморские города в их торговом соперничестве с империей; к тому же защищали латинскую церковную культуру от греческого влияния и, похоже, под влиянием союза с папством лелеяли в уме свою церковно-политическую программу. Неслучайно еще во время Первого крестового похода Боэмунд Антиохийский писал папе Урбану II об успехах латинского войска: «Мы одолели турок и язычников, но не можем одолеть еретиков и схизматиков».[123] Византийцы в общем имели полное основание полагать, что под лозунгом освобождения Святой Земли крестоносцы, во всяком случае норманны, желали на самом деле подчинить себе Византию. Во время Первого крестового похода появление норманнских вождей — Боэмунда Тарентского и его племянника Танкреда — пугает греков: ведь еще совсем недавно, в начале 80-х гг. XI в., норманны воевали с греками, и отец Боэмунда Роберт Гвискар во главе сильной армии угрожал грекам, сойдясь с ними в сражении при Диррахии в 1084 г. Анна Комнина, дочь византийского императора Алексея I, в своем сочинении, прославлявшем ее отца — «Алексиаде», неслучайно писала о том, что у крестоносцев были самые разные намерения: «Люди простые, искренние хотели поклониться Гробу Господню и посетить Святую Землю», а вожди, прежде всего норманнские, «таили в себе намерение: не удастся ли им в придачу к остальной наживе попутно захватить и сам царственный город».[124]

Дальнейшие факты только подтверждали правомерность опасений византийской принцессы: после возвращения из Святой Земли вождь норманнов Боэмунд Антиохийский в 1106 г. активно пропагандирует новый крестовый поход — против Византии, а во время крестового похода 1147–1149 гг. норманнский правитель Сицилии Рожер II, пользуясь трудностями Византии, наблюдающей за передвижением крестоносных войск, осаждает империю с моря. Влияние прогибеллинских и про-норманнских сил в армии крестоносцев сыграло определенную роль и в трагической девиации крестового похода 1202–1204 гг. А в начавшемся в 1270 г. крестовом походе Людовика Святого норманнские амбиции в отношении Византии разделял и один из самых значительных предводителей экспедиции — Карл Анжуйский. Примеры можно продолжить.

Как бы то ни было, Византия всегда была для крестоносцев важным транзитным пунктом на пути в Священную Землю. С начала Первого крестового похода западные лидеры договариваются с византийским императором об обеспечении войск продовольствием и фуражом во время передвижения по балканским владениям империи, о переправе крестоносцев на византийских судах через проливы и о всяческой помощи крестоносной армии. С самых первых шагов крестоносного движения отношения между крестоносцами и Византией, как было сказано, принимают напряженный характер. Уже во время похода 1096 г. прибытие фанатичных западных воинов вызывает серьезное беспокойство греческого императора: ведь он ожидал наемников, но то, что он видит, ни на что не похоже. Он уговаривает рыцарей поступить к нему на службу, рассчитывая обязать их клятвой верности и обещанием вернуть земли, некогда принадлежавшие Византии, он также готов хорошо заплатить за их службу и осыпает их щедрыми подарками, но блеск и пышность византийского двора только разжигают алчность и зависть крестоносцев. При этом дворе с его церемониями и строгим чинопочитанием западные воины производили впечатление неотесанных и плохо воспитанных непрошеных гостей, которые постоянно нарушали этикет и, едва покинув императорский дворец, чинили бесчинства и грабежи. Византийские власти с трудом налаживают ненадежные отношения с латинянами и в дальнейшем предпринимают меры для собственной защиты. Уже во время крестового похода 1147–1149 гг. византийскому императору Мануилу Комнину приходится заключить договор с турками-сельджуками с тем, чтобы обезопасить свою страну от возможных нападений идущих в Святую Землю крестоносцев, а во время крестового похода 1189–1192 гг. Исаак II Ангел даже вступил в союз с «врагом Креста» — Саладином. Оскорбленный этим известием, германский император Фридрих I чуть не захватил византийскую столицу. Продвижение западных воинов по византийским землям в каждом походе сопряжено с большими трудностями: рыцари часто жалуются на то, что император не обеспечивает их необходимым продовольствием, а то и вообще чинит всякие препятствия. Все эти и многие другие обстоятельства дают западным христианам основание для того, чтобы подозревать византийского государя, а заодно и всех греков, в «коварстве» и «предательстве». Эта тема — чистейшая легенда, возникшая еще во время Первого крестового похода, во многом благодаря враждебному отношению к грекам норманнов и искусственно ими подогреваемая, постепенно становится важной составляющей крестоносной идеологии: именно «вероломством греков», как и «волей Господней» и грехами предводителей крестового похода, средневековые миряне были склонны объяснять неудачи крестоносцев.

На этом фоне отношения между Византией и государствами латинского Востока выглядят на первый взгляд более дружественными. В их истории наблюдаются не только периоды противостояния, но и сближения. Например, считающийся самым «прозападным» византийский император Мануил I Комнин (1143–1180) в середине XII в. воевал вместе с крестоносцами за интересы латинского Востока и, объединив усилия с Иерусалимским королевством, совершал походы на фатимидский Египет. Однако это не мешало императору бороться против западных христиан за Антиохию, которую византийцы продолжали считать своей территорией.