Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чем больше я вас знаю, – покосилась на него Наталья, – тем страшнее мне становится. Наверное, вы с такой же легкостью умеете открывать замки сейфов. – И замки чужих квартир тоже, – Глеб галантно пропустил Наталью вперед и пошел за ней следом.
– Я всегда боялась, ездя в поездах, что не смогу отыскать свое купе, когда буду возвращаться, и поэтому придумывали всяческие хитроумные комбинации, чтобы запомнить номер.
Глеб, проходя мимо приоткрытой двери купе рядом с местом проводника, заметил четырех мужчин, расположившихся возле столика. Валялись мятые денежные купюры – трое пассажиров играли в карты. Глеб умел безошибочно определять людей, причастных к преступному миру.
«Вот так компания! – подумал он. – И самое странное, ведут себя на удивление тихо».
Но Наталья не дала ему продолжить эту мысль.
– Самое странное, – говорила она, – что я совсем не ощущаю выпитого вчера.
Голова свежая.
– Все-таки это был хороший коньяк, – напомнил Глеб. – Может, и не самый лучший, но и не подделка.
– Я в этом совсем не разбираюсь.
Сменялись двери, гулкие тамбуры, голоса, запахи. Казалось, одинаковым дверям, окнам не будет конца.
Наконец впереди запахло съестным. Глеб и Наталья очутились в вагоне-ресторане, показавшимся им после узких коридоров неимоверно просторным.
В конце его отливала зеркалами барная стойка. Негромкая музыка лилась из динамиков. В это раннее время в ресторане находилось всего пятеро посетителей: пожилая пара, устроившаяся за угловым столиком, и троица, – скорее всего, бизнесмены, в кричащего цвета пиджаках с золотыми пуговицами. Все как на подбор коротко подстрижены и при галстуках.
– Я люблю сидеть в середине, – заявила Наталья, выбирая столик.
Ленивый, как осенняя муха, официант положил перед Натальей меню и, отойдя в сторону, принялся ждать, пока новые посетители сделают выбор. А выбор оказался не очень-то и большим. Из того, что могло соблазнить Глеба, в нем были только жареный картофель да эскалоп. В меню было честно обозначено, что кофе растворимый.
– Я буду то же самое, что и вы, – ответила девушка на предложение Глеба сделать выбор.
– Тогда я закажу две бутылки коньяка и по большому соленому огурцу, – пригрозил ей Глеб.
Вскоре уже и эскалопы, и основательно остывший кофе стояли перед Сиверовым и девушкой. Для себя Глеб заказал еще и бутылку датского пива. Наталья пить отказалась.
– Ну вот, шикарного завтрака не получилось, – развел руками Глеб и принялся за еду. – Картошка пересолена, – тут же отметил он.
– Я знаю почему, – хитро улыбнулась Наталья.
– Наверное, ты собралась сказать какую-нибудь гадость?
– Посмотрите туда, – скосила глаза девушка.
Глеб обернулся и увидел в самом углу ресторана сидевшую на складном полотняном стульчике толстую бабу в несвежем измятом халате, застегнутом всего на три пуговицы вместо положенных шести. У нее между широко расставленными пухлыми ногами располагалась выварка с уже почищенной картошкой. Она ловко выбирала клубни, извлекая их один за другим из пыльного джутового мешка.
Кожура, срезанная спиралью, горкой высилась прямо на полу.
Наталья зашептала:
– Картошка такая соленая потому, что у нее ужасно потные руки, – и тут же сама засмущалась своей шутки, потому что Глеб поперхнулся.
– Если ты хочешь, Наташа, чтобы я остался сегодня голодным, то можешь сказать еще какую-нибудь гадость.
– А я знаю пару ужасных, отвратительных застольных анекдотов, от которых приходят в ужас все мои знакомые. Иногда в гостях, когда чего-нибудь вкусного очень мало, я непременно их рассказываю. И тогда все достается мне. Я от природы патологически небрезгливая. Иногда мне кажется, что я способна съесть лягушку живьем. А вы брезгливы, Глеб Петрович?
– Обычно это спрашивают до того, как сказать гадость, – напомнил ей Глеб Сиверов.
– Простите, что испортила аппетит, но не могла удержаться.
Наталья захихикала, нагнув голову. Баба в белом халате пристально посмотрела на нее и даже, как показалось Глебу, Пригрозила девушке испачканным в земле пухлым пальцем.
– Да, я знаю, я несносная, – принялась оправдываться Наташа. – У меня ужасный характер, и я люблю испытывать терпение людей. И впрямь, не могу понять, почему вы до сих пор не высадили меня на какой-нибудь станции?
– Еще пара таких шуток, и я обязательно это сделаю. Но дождусь ночи, и тебе придется провести несколько неприятных часов в зале ожидания среди бомжей и местного хулиганья.
– А почему вы не решили, что это мой дом родной? – рассмеялась Наталья.
Ей и впрямь совсем не мешало воспоминание о потных руках поварихи. Она с удовольствием уплетала жареный картофель, и Глебу даже показалось, предложи он ей сейчас свою порцию, она с удовольствием проглотит и ее.
– Девушка, которая может так рассуждать о музыке, никогда не найдет общего языка с хулиганами и мерзавцами, – абсолютно серьезно ответил Глеб, глядя ей прямо в глаза.
Но Наталья тоже сделалась куда более серьезной.
– Так вы не спали, когда я вам все это рассказывала?
– Нет. Ты знаешь, мне очень понравилось то, что ты способна отличить испанское танго от латиноамериканских мелодий.
– На словах можно сделать все, – пожала плечами Наталья. – А на самом деле я не слишком-то разбираюсь в музыке.
– У тебя великолепный слух. Я это слышу по твоему голосу, – сказал Глеб. – Ты всегда знаешь, когда нужно произнести фразу немного выше или немного ниже.
Это редкий дар.
– Может быть, – согласилась девушка. – Но я делаю это неосознанно.
– В этом-то и заключается разница между природным даром и воспитанием.
Глеб почувствовал себя глупо. Он говорил так, словно был учителем, а перед ним сидела прилежная ученица.
И тут в тамбуре послышались шаги. В ресторан вошли четверо мужчин, тех самых, которых Глеб видел игравшими в карты в купе. Впереди шел Лысый.
Казалось, улыбка навечно застыла на его губах лишь для того, чтобы демонстрировать желтый металл искусственных зубов. Наметанным взглядом Глеб сразу же определил, что под куртками двоих из мужчин – это были Пепс и Штык – припрятаны пистолеты. Новые посетители устроились за столом, и официант, нутром чуя, что если он помедлит, то начнется скандал, тут же подошел к ним.
Лысый смерил его презрительным взглядом и, растягивая слова, произнес:
– Бутылку водки и чего-нибудь посвежее, только не из вчерашнего.
По тому, как маслянисто блестели его глаза, Глеб сразу определил – в жилах Лысого течет восточная кровь, хотя и говорил он по-русски абсолютно без акцента.