— Для этого мы и собрались здесь, Седулий! — улыбнулся Верцингеториг. — Я тоже хочу знать, кто уже готов вступить в битву с Римом и кто еще решится примкнуть к нам. Кое-кого я отошлю домой до весны, но это не столь уж важно. Нам важно установить для каждого племени справедливый военный налог и организовать первую ковку оружия. Я должен быть уверен, что каждый наш воин сыт, одет и отменно вооружен. А потом нам предстоит решить, кто с Луктерием двинется на Провинцию. Есть и еще кое-какие вопросы, которые я хочу обсудить, прежде чем мы отправимся спать.

Верцингеториг менялся на глазах, полный огня, порывистый, и в то же время на удивление терпеливый. Если бы у присутствующих спросили, как должен выглядеть первый царь Галлии, все до единого описали бы его так: гигант с мускулистой грудью, едва прикрытой накидкой цветов всех племен, волосы жесткие как щетина, усы до плеч — ни дать ни взять бог Дагда, сошедший на землю. Но этот костлявый, жилистый и совершенно еще молодой человек сумел полностью завладеть их вниманием. Великие вожди кельтской Галлии начинали, кажется, понимать, что внутренние устремления человека гораздо важнее, чем его внешний вид.

— Я должен возглавить войско? — изумился Луктерий.

— Это ведь ты говорил, что с Провинцией следует разобраться, и кто это может сделать лучше тебя? Тебе нужно пятьдесят тысяч воинов. Ты сам подберешь их, но лучше возьми, кого знаешь: твоих кардурков, потом петрокориев, сантонов, пиктавов, андекавов. — Верцингеториг ткнул пальцем в свитки, лежащие на столе. — В твоих перечнях есть рутены, Катбад?

— Нет, — ответил Катбад, обладавший прекрасной памятью. — Они предпочли Рим.

— Тогда твоим первым заданием будет покорить рутенов, Луктерий. А от рутенов рукой подать и до вольков. Потом мы подробнее поговорим о твоих действиях, но помни, что рано или поздно тебе придется разделить свои силы и направить войска по двум направлениям: к Нарбону и Толозе, а также к гельветам и Родану. Аквитаны только и ждут момента, чтобы воспрянуть, так что сторонников ты наберешь.

— Мне тоже надлежит выступить завтра?

— Да, завтра. Промедление гибельно, когда твой враг — Цезарь. — Верцингеториг повернулся к единственному присутствующему эдую. — Литавик, поезжай-ка домой. Битуриги пошлют к эдуям за помощью.

— Которую им долго придется ждать, — ухмыльнулся Литавик.

— Нет, действуй более тонко! Заговаривай зубы легатам Цезаря, проси их совета, даже выступи с армией! Я уверен, ты найдешь правдоподобное объяснение, почему твое войско так до них и не дошло. — Новый царь галлов, который пока называл себя так лишь в мыслях, бросил на собеседника испытующий взгляд. — Но кое-что нам надо обговорить. И прямо сейчас, чтобы потом избежать взаимных упреков.

— Ты о бойях, — догадался Литавик.

— Именно. Шесть лет назад Цезарь отправил гельветов обратно, в пределы их прежних владений, но племени бойев позволил остаться у нас по просьбе эдуев, которым хотелось отгородиться от арвернов прослойкой. Они поселились на территории, которую мы, арверны, считаем своей. Но ты сказал Цезарю, что она ваша. А я полагаю, Литавик, — возвысил голос Верцингеториг, — что бойи должны быть согнаны с нашей земли, которая вновь отойдет к нам. Эдуи и арверны теперь союзники, и в прослойке нет необходимости. Скажи, ваши вергобреты не будут возражать против этого?

— Не будут, — ответил Литавик. — Земли большого значения не имеют. После этой войны мы, эдуи, возьмем себе земли ремов. А арверны могут утвердиться во владениях предателей лингонов. Ты на это согласен?

— Согласен, — усмехнулся Верцингеториг.

Он опять обратился к угрюмо помалкивавшему Катбаду.

— Почему не явился царь Коммий?

— Он будет здесь не раньше чем летом, сплотив вокруг себя всех западных белгов, оставшихся в живых.

— Цезарь оказал нам услугу, коварно попытавшись убить его.

— Это не Цезарь, — презрительно возразил Катбад. — Я думаю, все спланировал Лабиен.

— Ты, кажется, симпатизируешь Цезарю?

— Совсем нет, Верцингеториг. Но слепота не достоинство. Если ты хочешь победить Цезаря, постарайся его понять. Он может осудить галла и даже казнить, как Аккона. Но он посчитает позором пойти на предательство. В случае с Коммием он ни при чем.

— Суд над Акконом был нечестным! — сердито крикнул Верцингеториг.

— Да, безусловно, — твердо сказал Катбад. — Но он был законным! Признай хотя бы это за римлянами! Они любят, чтобы все выглядело пристойно. Они живут в рамках правил. И Цезарь — прежде всего!

О разгорающемся конфликте Гай Требоний узнал от Литавика, галопом примчавшегося к нему из Бибракте.

— Война между племенами! — сообщил он Требонию.

— Но не против нас? — уточнил Требоний.

— Нет. Между арвернами и битуригами.

— И?

— Битуриги послали к эдуям за помощью. У нас с ними, видишь ли, есть договор.

— И что же эдуи?

— Они намерены их поддержать.

— Тогда почему ты пришел с этим ко мне?

Литавик округлил невинные голубые глаза.

— Ты хорошо знаешь почему, Гай Требоний! Эдуи — союзники Рима! Услышав, что я повел вооруженных эдуев на запад, как бы ты отнесся к этому, а? Конвиктолав и Котий послали меня к тебе за советом.

— Что ж, я им за это благодарен. — Требоний озабоченно покусал нижнюю губу. — Если это ваше внутреннее дело и не касается Рима, тогда соблюдай договор, Литавик. Пошли помощь битуригам.

— Ты чем-то встревожен?

— Скорее, удивлен. Что случилось с арвернами? Я думал, Гобанницион и его старейшины настроены мирно.

И тут Литавик совершил первую ошибку: он выглядел слишком беззаботным и говорил слишком беспечно.

— Гобаннициона уже нет! — бросил он. — Арвернами теперь правит Верцингеториг.

— Правит?

— Ну, может быть, это чересчур сильно сказано, — спохватился Литавик и перевел все в шутку. — Он у них — вергобрет без коллеги.

Требоний засмеялся. И продолжал смеяться, провожая Литавика. Но сразу стал серьезным, как только тот ускакал, и пригласил к себе Квинта Цицерона, Гая Фабия и Тита Секстия.

Квинт Цицерон и Секстий командовали двумя легионами из тех шести, что располагались вокруг Агединка, а лагеря двух легионов Фабия размещались на землях лингонов, в пятидесяти милях от владений эдуев. Фабий оказался в Агединке случайно. Он объяснил, что приехал развеять скуку.

— Считай, что развеял, — мрачно сказал Требоний. — Галлы что-то затеяли, а нам о том ничего не известно.

— Но это старые счеты, междоусобица, — отозвался Квинт Цицерон. — Вот они и воюют.

— Зимой? — Требоний забегал по комнате. — Меня заботит Верцингеториг. Ни с того ни с сего арверны утратили дальновидность и сделались по-юношески импульсивными. Я не понимаю, что это значит. Вы ведь помните Верцингеторига? Похоже ли на него ополчаться против своих?