— Что ты собираешься делать? — спросил Катбад.

— Завтра на рассвете мы войдем в Кенаб и убьем там всех римлян и греков.

— Это война.

— О ней будет знать Галлия, но не римляне. Я не хочу, чтобы весть о случившемся дошла до Требония, ведь он тут же свяжется с Цезарем. Нет уж, пусть Цезарь сидит, где сидит, пока не восстанет вся Галлия.

— Стратегия хорошая, если сработает, — сказал Катбад. — Надеюсь, ты будешь более удачлив, чем нервии.

— Мы не белги, Катбад, мы — кельты. Кроме того, нервии целый месяц не давали Квинту Цицерону послать весточку Цезарю. Неужели же мы этого не сумеем? Месяц — достаточный срок. Через месяц наступит зима.

Таким образом, Гай Фуфий Кита, как и все негаллы в Кенабе, на себе ощутил правоту римской поговорки, утверждавшей, что все мятежи начинаются с истребления римлян. Под командованием Гутруата отряд карнутов налетел на собственную столицу, занял ее и убил там всех иностранцев. Фуфия Киту постигла участь Аккона. Его публично высекли и обезглавили, хотя умер он уже от кнута. Допросив человека, который порол, карнуты ни к чему не могли придраться. Голову Фуфия Киты с ликованием доставили к могиле Езуса, и там Катбад принес ее в жертву.

Новости в Галлии разносятся очень быстро, хотя и претерпевают великие искажения. Не всегда можно правильно разобрать, что там кричат тебе через поле.

Утром пошла молва: «Все римляне в Кенабе убиты». А через полторы сотни миль это звучало уже так: «Карнуты восстали и перебили всех римлян на своей земле!» Именно в таком виде с наступлением сумерек новость дошла до главного опорного пункта арвернов, Герговии, и ее услышал Верцингеториг.

Наконец-то! Наконец-то свершилось! Мятеж вспыхнул в центре Галлии, а не во владениях белгов или западных кельтов! Эти люди умны, они знают цену кольчугам и шлемам и изучили военные хитрости римлян. Скоро и сеноны, и паризии, и свессионы, и битуриги, и все прочие племена Центральной Галлии тоже воспрянут. И он, Верцингеториг, примкнет к ним, чтобы возглавить единую армию галлов!

Разумеется, он тоже не сидел сложа руки, но действовал отнюдь не так успешно, как Гутруат. Трудность состояла в том, что арверны еще не забыли гибельную для них войну против Агенобарба. Их наголову разгромили, и рынки рабов впервые получили многие партии галльских женщин с детьми. А мужчин почти всех перебили.

— Верцингеториг, арвернам понадобилось семьдесят пять лет, чтобы снова подняться, — сказал Гобанницион на совете арвернов, стараясь быть терпеливым. — Когда-то мы были самым большим племенем во всей Галлии. Потом, обуреваемые гордыней, мы ополчились на Рим — и стали никем. Первенство взяли эдуи, карнуты, сеноны. И до сих пор его держат, несмотря на все наши старания. Так что против Рима мы теперь не пойдем.

— Дядя, послушай, времена изменились! — воскликнул Верцингеториг. — Да, нас разбили! Да, нас унизили, уничтожили, продали в рабство! Но мы были просто народом среди многих народов! И сегодня ты снова смотришь, какое племя сильней. Прикидываешь, сколько продержатся против римлян карнуты. Но с такими мыслями жить дальше нельзя! Нам надо взять за главное нечто иное! Мы должны стать единым народом! Братством свободных людей в свободной стране! Мы не арверны, не эдуи и не карнуты! Мы — галлы! Мы едины! Вот в чем наша сила! Объединившись, мы так ударим по римлянам, что они навсегда забудут дорогу сюда. Но будь уверен, мы о них не забудем. И однажды ворвемся в Италию. Придет день — и Галлия завоюет весь мир!

— Мечты, Верцингеториг, глупые мечты, — устало сказал Гобанницион. — Племенам Галлии никогда не договориться.

В результате этой дискуссии, а также многого другого совет арвернов запретил Верцингеторигу появляться в Герговии. Но на ее окрестности запрета не наложил. И Верцингеториг остался жить в своем доме близ крепости, деятельно убеждая тех, кто помоложе, поверить, что правда за ним. Ему помогали кузены Критогнат и Веркассивелаун, развившие невиданную активность.

Он не мечтал. Он планировал, полностью сознавая, что главные трудности впереди. Нужно убедить вождей других племен Галлии, что он, Верцингеториг, единственный, кто должен командовать большой армией всей Галлии.

И когда новость о событиях в Кенабе достигли Герговии, Верцингеториг воспринял ее как знак, которого он ждал. Он призвал всех к оружию, вошел в Герговию, возглавил совет и убил Гобаннициона.

— Я — ваш царь, — сказал он собравшимся в тесном помещении вождям. — И скоро сделаюсь царем новой Галлии! Теперь я иду в Карнут говорить с другими вождями, а по пути стану поднимать против римлян все племена.

Племена поднялись. Люди принялись доставать из тайных схронов оружие. Всю Центральную Галлию охватила волна возбуждения и покатилась на север, к белгам, и на запад, к арморикам и кельтам приморских районов. И даже южней — к Аквитании. Галлы собирались объединиться. А объединенные галлы собирались прогнать римлян прочь.

Но самую тяжелую битву Верцингеторигу нужно было выиграть в Карнуте, в дубовой роще. Здесь он должен был мобилизовать всю силу убеждения, чтобы его назначили вождем. Слишком еще рано настаивать на том, чтобы его звали царем, — это будет после того, как он продемонстрирует качества, необходимые для царя.

— Катбад прав, — сказал он вождям, намеренно не упоминая о Гутруате. — Мы должны отрезать Цезаря от легионов, пока не вооружим всю Галлию.

В дубовую рощу явились многие, даже те, кого он не ждал, включая Коммия, царя атребатов. Все, с кем он заключал договор, пришли тоже. Луктерий рвался быть первым. Но выступление Коммия решило вопрос.

— Я верил римлянам, — сказал он, оскалив зубы. — Не потому, что хотел предать свой народ, а по тем же причинам, о которых только что говорил Верцингеториг. Галлии нужно сплотиться. И я думал, что единственный способ добиться этого — использовать Рим. Разрешить Риму, такому централизованному, такому организованному, такому эффективному, сделать то, чего, как мне казалось, никогда не сможет ни один галл: объединить нас, заставить нас думать о себе как о едином народе. Но в этом арверне, Верцингеториге, я вижу человека нашей крови, обладающего требуемыми силой и волей. Я не кельт. Я — белг. Но прежде всего я галл! И я говорю вам, мои соотечественники, цари и вожди: я последую за Верцингеторигом! Я сделаю все, что он скажет. Я приведу своих атребатов к нему и скажу: вот ваш лидер, а я ему просто помощник!

Катбад провел голосование и объявил, что Верцингеториг избран командующим галльского объединенного войска. Его задача — изгнать римлян из галльских земель.

И Верцингеториг, худой как скелет, с лихорадочно горящими щеками, стал доказывать соотечественникам, что выбор был сделан не зря.

— Стоимость этой войны будет огромной, — сказал он, — и все наши народы должны пойти на определенные траты. Общее бремя укрепит в нас чувство единства. Все мужчины должны явиться на сбор вооруженными и в полной экипировке. Мне не нужны храбрые идиоты, сражающиеся нагишом, чтобы продемонстрировать свою доблесть. Всем надлежит купить или раздобыть кольчуги и шлемы, а также большие щиты, равно как и стрелы или пики. Каждому племени следует определить, сколько продуктов выделить своим людям. Воины должны знать, что у них не будет возможности возвращаться домой за едой. И не надейтесь на большую добычу, наши трофеи не окупят затрат на войну. Мы также не станем просить помощи у германцев. Сделать это — значит пустить волков через заднюю дверь, пока от парадного входа отгоняют орду диких вепрей. Не станем мы ждать помощи и от галлов, решивших отсидеться в кустах. Мы просто сочтем их предателями всенародного дела! Ни ремы, ни лингоны не прислали своих представителей на совещание. Что ж, они сами выбрали свою судьбу! — Он тихо засмеялся. — Лошади ремов гораздо лучше германских!