Произносить обвинительные речи, равно как и выслушивать оправдательный лепет, в планы Гросса не входило. Он собирался все обставить быстро и без проволочек, но беспорядочно бегающие, наполненные животным страхом глазки полковника, цеплявшегося за любую возможность продлить жизнь, слегка выбили из намеченного графика, вновь заставив проснуться душивший гнев.

— Я уже не молод, Станислав… Все, что у меня осталось — Елизавета… Единственная дочь… Она рано лишилась матери… Недавно вот Лиза надумала уехать во Францию — хочет продолжать учебу там… — сбивчиво тараторил осужденный Гроссмейстером, но видя бесплодность попыток разжалобить своего палача, решил предложить выгодную сделку: — Послушай, у меня есть деньги… Копил не для себя — для дочери… Готов поделиться с тобой — нет проблем! Я ведь, как-никак, в большом долгу…

Станислав не переставал удивляться циничности и лживости Юрия Леонидовича, которому на самом деле было абсолютно наплевать на чувства Елизаветы. Он сам видел и строил будущее собственной дочери: без какого-то там полунищего капитана Торбина, а с перспективным богатеньким женишком; не в голодной и наводненной преступностью России, а в сытой, самодовольной загранице…

Подавив кипевшие эмоции, насмешливо взирая на собеседника и не прекращая гонять между пальцев монету, Гросс покачал головой:

— Благодарю, господин Щербинин за щедрость, но меня вполне сносно профинансировал ваш покойный приятель. К тому же я наметил совсем иную программу.

— Могу узнать, какую? — насторожился комбриг.

— Почему же нет?.. Запросто. Случалось ли вам слышать от Беслана Магомедовича выражение «багровая мошна»?

Полковник отшатнулся. Лицо стало белее простыни, на лбу выступила испарина… Две капли — одна за другой, покатились от седого виска к шее и юркнули под рубашку. На воротнике тут же расплылось темное пятнышко пота… Похоже, он до сих пор не опомнился от неожиданной встречи, а грядущий апокалипсис, стремительно надвигавшийся подобно горной лавине, вызывал в его душе куда большую панику. Вероятно, Иуда уже давно и безвозвратно утратил покой, безмятежное настоящее, веру в будущее… А тут еще свалившийся на голову Торбин предвещал скорое и мучительное расставание с жизнью.

Он сунул руку в боковой карман кителя и тут же замер, узрев предупреждающий взгляд Гроссмейстера…

— Платок, — осипшим голосом объяснил Юрий Леонидович, — у меня там всего лишь платок…

Медленно потянув вверх ладонь, он и впрямь вытащил носовой платок. Тщательно промокнул им шею, свой тяжелый подбородок, и перед тем, как спрятать, стал машинально складывать вчетверо.

— Стало быть, про «мошну» вам известно, — вздохнул Стас. — А мне, признаться, едва не «посчастливилось» испытать ее на собственной шкуре. Ну, что ж, тогда…

Он не успел договорить — в руке оборотня, секунду назад пихавшей в карман платок, сверкнул вороненой сталью небольшой пистолет. Дальнейшее происходило молниеносно.

Гросс прыгнул влево, одновременно метнув в него монету с заточенными краями. В этот же миг раздался щелчок выстрела из малокалиберного ПСМ и страшный хрип Щербинина…

Асфальтовая дорожка была узкой — не более двух метров и следующим движением Станислав выбил ногой из рук командира «Шторма» пистолет, но сам после этого, схватившись за грудь, медленно осел. Возможно, на какое-то мгновение он упустил из виду, что напротив сидит такой же спецназовец, а не курсант из лагеря Шахабова. Пуля небольшого калибра ударила немного правее сердца, по-видимому, в легкое… Запоздай он на долю секунды с прыжком, беспроигрышность этой партии была бы безвозвратно утеряна…

Торбин медленно распрямился и глянул по сторонам — дети продолжали игру в парке, не обращая внимания на происходящее меж двоих взрослых. Полковник запрокинул голову на спинку лавки и беспорядочно елозил ногами по асфальту, — один начищенный до блеска полуботинок уже слетел со стопы и валялся рядом подошвой кверху. Юрий Леонидович беспрестанно издавал отвратительные хрипящие гортанные звуки, пытаясь пальцами ослабить ворот рубашки и сорвать галстук. Монета вошла в шею — точно под кадык и, верно, застряла где-то в дыхательном горле…

Нужно было поскорее заканчивать казнь предателя, но давала о себе знать и собственная рана — кровавое пятно на бело-черной футболке увеличивалось в размерах с каждой минутой. Капитан достал из-за пазухи тонкую прямоугольную фляжку, отвинтил крышку и приложился к горлышку. Затем выудил из кармана джинсов платок и плеснул на него спирта. Беспорядочно скомкав тряпицу, затолкал ее под футболку и прижал к пулевому ранению. Отыскав отлетевший на газон ПСМ, Гросс осторожно снял куртку, обернул ею плоский пистолет. Поднеся его к груди Щербинина и ни секунды не раздумывая, трижды подряд нажал на спусковой крючок. В ответ оборотень столько же раз дернулся всем телом и затих…

Не делая резких движений, молодой человек снова надел куртку. Орудие убийства следовало взять с собой, — с монеты, застрявшей в горле ненавистного врага, много отпечатков не снять, а вот на пистолетной рукоятке их останется предостаточно.

Последним же действием, перед тем, как покинуть гарнизон, Стас сделал то, что, возможно, объяснило бы следственным органам многое. Очень многое… В объемном бумажнике капитана спецназа покоились два списка агентов эмира Шахабова. Теперь оба аккуратно перекочевали в накладной карман полковничьего кителя.

Взяв с противоположной лавки кейс, Станислав с минуту постоял возле бездыханного тела изменника. Три пятимиллиметровые пули прошили мундир, оставив крохотные и неприметные дырки на левом лацкане.

«Этот акт возмездия и есть то наиважнейшее обстоятельство, заставившее меня навсегда забыть о любви к Елизавете. Жаль, но по-другому быть просто не могло. И как бы там ни было, отныне операция „Вердикт-2“ полностью завершена», — подумал он, деловито поправляя на шее пожилого человека галстук — так, чтобы скрыть небольшую рану с кровоподтеками.

Улыбнувшись пробегавшим мимо ребятишкам, нарочито строго погрозил им пальцем:

— Ну-ка не шумите!.. Разве не видите — дядя отдыхает.

Девчушка лет шести притормозила, перейдя с резвого бега на шаг, а, проходя мимо и кося на полковника, шепотом поинтересовалась:

— А почему дядя до сих пор спит? Ведь уже давно утро.

— День и ночь работает. Устал от трудов праведных, вот и сморило, — так же в полголоса объяснил он.

Наивный и сознательный ребенок взял валявшийся посреди дорожки ботинок, аккуратно поставил его возле лавки, приложил пухлый пальчик к губкам и на цыпочках удалился.

Торбин развернулся в другую сторону и, держа левую руку под курткой, медленно зашагал прочь…

До Серафимовского мемориального кладбища, где обычно хоронили сотрудников Отдела Специального Назначения «Шторм», он добрался на такси. Рассчитавшись, с трудом покинул легковой автомобиль и, миновав витиеватые ворота с аркой из красного кирпича, неторопливо направился по давно изученному маршруту.