— Надо попробовать другую лестницу, — с надеждой в голосе предложила Аманда.

— Их осталось только три.

Аманда устало опустилась на пол, прислонившись спиной к стене.

— Три. У него немало шансов перехватить нас.

Бэленджер сел рядом с нею. Он чувствовал себя по меньшей мере столь же измотанным.

— Вероятно, он на каждой из них устроил ловушки.

— Да, — согласилась Аманда. — Вполне вероятно. — Она посмотрела на лежавшего рядом Винни, которой от боли лишился сознания. — Есть еще какие-нибудь идеи?

— В данный момент — нет.

— И у меня тоже.

В комнате, где вдоль стены вытянулись два ряда мониторов, дым продолжал сочиться сквозь полотенца, которые, к счастью, не так уж быстро сохли.

— Но ведь должен же быть какой-то выход, — твердо проговорила Аманда. — Я ни за что не сдамся.

«Да, именно так же сказала бы Диана», — подумал Бэленджер.

— Правильно. Мы ни за что не сдадимся.

Рация негромко зашипела.

— Все еще живы? — спросил голос.

Бэленджер нажал кнопку «передача» и прижал локтем пистолет в кобуре, словно надеялся, что это прикосновение прибавит ему уверенности.

— Ждем тебя.

— Ждете огня, — поправил голос.

«Ожидание нас погубит, — подумал Бэленджер. — Мы должны что-то делать. Мы не можем позволить себе умереть здесь». Он слышал стук дождя о металлический ставень прямо у себя над головой.

Так, уже кое-что. Не может не быть!

Аманда оглянулась и посмотрела на ставень. Бэленджер понял ее мысль. По его хребту пробежал холодок. Они оба медленно поднялись и принялись сдвигать ставень. Как и все остальные ставни в гостинице, он был снабжен роликами, которые катались по горизонтальной направляющей, расположенной выше оконного проема. По идее, чтобы открыть окно, нужно было всего лишь сдвинуть ставень в сторону. Внизу же он запирался на замок.

Но, в отличие от тех ставней, которые Бэленджер видел внизу, здесь ролики не проржавели.

Ронни поддерживал в своем пентхаузе образцовый порядок.

Бэленджер подцепил замок концом фомки, нажал было, но тут же спохватился, что Ронни может услышать скрип железа.

— Я отвлеку его, — шепнул он Аманде, положив ее руки на ломик.

Он бесшумно перебрался в столовую и нажал кнопку «передача» на рации.

— Уолтер Харриган. Рональд Уайтейкер. Ронни. Наверно, это мать называла тебя так: Ронни. Ты поэтому требовал, чтобы твои подружки так тебя называли? Чтобы они казались похожими на твою мать?

— Обещаю, что твои мучения будут страшными. Невыносимыми.

Бэленджер взглянул на кухню, где Аманда усердно орудовала фомкой.

— Уолтер Харриган. Ты Рональд Уайтейкер, но все же ты... Конечно! — Бэленджер чувствовал, как отдельные факты постепенно складываются с другими, образуя цельную картину. — Когда тебя выпустили из исправительного заведения, ты сменил имя, да? Все так и было, верно? С новым именем никто не мог бы связать тебя с твоим прошлым. Никто не вспомнил бы о тебе, думая о том Четвертом июля. Никто не догадался бы, что ты убил своего отца, который с малолетства насиловал тебя.

Продолжая говорить, Бэленджер, не отрываясь, следил за Амандой. Вот язычок замка начал отодвигаться от стены.

— Как все было, Ронни? Это Карлайлу пришла в голову идея переменить твое имя? Таким образом он оказал тебе еще одну помощь?

— О да, он хорошо помогал мне, — согласился голос. — Он все время мне помогал.

— Или оправдывал? Даже когда он начал догадываться о твоих преступлениях, он все равно продолжал тебя оправдывать, не так ли? Он на самом деле не мог поверить, что ты способен на такие ужасные вещи. Иначе почему бы он...

Аманда изо всех сил налегла на рычаг. Когда массивная железная пластина была готова отделиться от стены, Бэленджер возвратился в кухню и подхватил железку, прежде чем она упала на пол.

— Но почему же он тебя все время оправдывал, а, Ронни? — Бэленджера начало подташнивать, потому что он уже знал единственный ответ на этот вопрос. — Он все видел сквозь стену. Он видел твоего отца... Он видел, как твой отец взял деньги у того извращенца, видел, как он вошел и... Посвятив подглядыванию целую жизнь, Карлайл наконец почувствовал отвращение к этому занятию. Он мог бы сделать что-нибудь, чтобы прекратить то, что видел, но... Он был богом и наблюдал за созданным им самим адом, ни во что не вмешиваясь. Но когда он увидел, как ты вышиб мозги из башки родного отца, то наконец почувствовал нечто большее, чем любопытство. Возможно, потому, что в детстве он был совершенно одинок, Карлайл начал отождествлять себя с тобой. Он почувствовал себя виноватым. Он сожалел, что не вмешался тогда и не остановил события. Ему оставалось только попробовать возместить тебе пропавшие детство и юность. Он стал баловать тебя, а потом, однажды ночью, выяснил, к чему все это привело.

— Этой ночью ты узнаешь, что к чему приводит, — пригрозил голос. — Я уже вижу дым.

Бэленджер положил рацию в рюкзак. Вместе с Амандой они сдвинули ставень в сторону. То, насколько легко ролики катились по направляющей, немало удивило их обоих.

Открылся провал окна. Как и во всех остальных окнах отеля, стекло здесь было разбито. Выбитые стекла составляли важную часть системы маскировки Ронни, так как благодаря им здание казалось давно заброшенным. Завывающий ветер сразу хлестнул Бэленджера по лицу дождевыми струями. И он, и Аманда жадно дышали, глотая свежий воздух, который словно втекал в рот, горло и легкие. Сверкнула молния, озарив пляж, лежавший семью этажами ниже.

Чтобы не порезаться о торчавшие осколки, Бэленджер поднял оконную раму.

— Я найду что-нибудь, чтобы привязать веревку, — сказал он Аманде. — Как только я выйду, закройте ставень. Если Ронни почует свежий воздух, то, скорее всего, догадается о том, что мы затеяли. Он выбрался за окно. Дождевые струи яростно хлестали его по голове и плечам. В зеленом полумраке он спустился на крышу. Ветер непрерывно налетал на него, толкал и дергал, словно мягкие сильные руки. Вода омыла его лицо. Грязная жижа, попавшая на губы, имела горький вкус: смесь пота, грязи и крови со щек.

Дождь заливал очки и мешал видеть. Бэленджер вытер линзы, вздрогнул от сверкнувшей поблизости молнии и осторожно двинулся вперед.

Ему показалось, что крыша под ногами проминается, как губка. Он взял немного правее и вздохнул с облегчением, почувствовав, что поверхность сделалась тверже. Подойдя к краю крыши, он низко пригнулся, чтобы его не сбросило порывом ветра.

Подходя к краю, он на мгновение позволил себе ощутить надежду, но едва успел бросить первый взгляд вниз, как его охватило отчаяние. Центральная часть крыши шестого этажа провалилась, и вода стекала в огромную воронку. При вспышке следующей молнии он смог разглядеть и более низкие этажи. Их крыши, не ремонтировавшиеся три десятка лет, тоже пришли в негодность от постоянных непогод. Листы железа были задраны и мотались на ветру. Дыры были отчетливо видны даже издали.