— Это не соль, — сказала я, когда из его руки высыпалась последняя щепоть, и он вытер руки о белую тряпку, вытащенную из внутреннего кармана.

— Я соль использовать не собираюсь, — ответил он, бросая мне измазанное полотенце. — За кого ты меня принимаешь? Это прах кремации. — Глаза его стали далекими, мечтательными. — Она умерла в стонах, а я все время был у нее в голове. Господи, я все это чувствовал. Как будто сам умирал вместе с нею.

Что я вообще здесь делаю?

Я в отвращении отстранилась, дыша сквозь зубы, когда Ал подался вперед и накрыл ладонью мою руку. Попыталась ее высвободить, но он сжал сильнее, прижимая мне руку к столу. Перчаток на нем все еще не было, и кожа была темнее, чем я предполагала. Покалывание шло от него ко мне, и я выдернула руку, подумав, что это не должно ощущаться так приятно.

— Это сила, Рэйчел, — тихо сказал Ал, не сводя с меня глаз. — То, что ты ее считаешь злом, свидетельствует лишь о твоем дурном воспитании. Надо следовать своим инстинктам и получать от нее удовольствие. Как Гордиан Натэниел Пирс. — Он убрал руку, и я вспомнила, что можно дышать. — Дай мне пирамиду.

Я не смогла не хмуриться, глядя на Ала. Он ждал, уверенный, что я так и поступлю — возьму пирамиду и отдам ему, хотя она стояла ближе к нему, чем ко мне. Наркотик из организма у меня уже совсем выветрился, и я чувствовала себя измотанной. Ал в безмолвной угрозе посмотрел на Пирса, и я потянулась за пирамидой: проявить сейчас непокорность — значило сделать Пирсу еще хуже.

Толстые губы Ала разошлись в улыбке, когда мои пальцы коснулись теплого металла, держа его за выгравированные фигуры. Вещица оказалась тяжелее, чем выглядела, и я ощутила, как рука принимает вес, но остановилась, разглядывая странные надписи, которых на моей лей-линейной пирамиде нет. И металл этот тоже не был привычной медью, как я сперва подумала. Он был плотнее, темнее, ощущался пальцами как соленое железо.

Трудно объяснить, почему так. Я неохотно поставила пирамиду на ожидающую ладонь Ала. Ее перечеркивали во всех направлениях резкие отчетливые линии — обычно их на ладони меньше. Никогда раньше я ее не видела, и сейчас он нахмурился, заметив, как пристально я ее изучаю.

Он взял пирамиду и поставил ее посреди восьмерки, где пересекались линии праха. Ал снова начал распев, и я подавила дрожь. Протянув голые пальцы, он поставил серую свечу и ближайшее ко мне кольцо восьмерки, а золотую — в то, что было перед ним. Я уловила в монотонном бормотании слова ipse и alius.

— Неправильно, — сказала я, и Ал перестал петь.

— Все правильно… ученица, — ответил он и набрал еще горсть праха.

— Но у меня аура золотая, — возразила я. — Почему мне серая свеча?

— Потому что я так сказал. Ты серая, Рэйчел. Серая как туман, и столь же плотная. И вообще я всегда был золотой свечой.

Это объяснение меня не устраивало. И я не собиралась дать ему все нарочно испортить.

— Зажги свою свечу, — велел Ал. — Щепочки в банке.

Я посмотрела на банку тонких полосок дерева возле очага, потом вздрогнула, когда он схватил меня за руку, заставив открыть ладонь, и бросил в нее горсть праха. Прах ощущался живым, скользким, как смазка, и будто заряженным статическим электричеством. Уж хотя бы чтобы от него избавиться, я насыпала его вокруг основания серой свечи, говоря установочное слово ipse и бурча про себя, что это я должна быть золотая, а не он.

— Ipse, — эхом откликнулся Ал, передразнивая меня. Взялся пальцами за холодный фитиль, а когда разжал щепоть, свеча горела. Я, ухмыляясь, проделала то же самое, снова прошептав «ipse». Пусть свеча серая — что не слишком хорошо — но я дважды ее поставила с нужным словом. Если заклинание не подействует, не моя вина будет.

— Кто тебя научил зажигать свечи силой мысли? — спросил Ал, уставив козьи глаза на Пирса.

Тот все еще лежал без сознания, и я пожала плечами:

— Кери, — ответила я небрежно, но внутри у меня все напряглось. Должно получиться. Хочу это сделать, и сделать сейчас.

Хмыкнув: «Ладно, пусть будет Кери», Ал осторожно поместил на пирамиду стружку красного дерева. Некоторое облегчение я испытала при мысли, что хотя бы это не изменилось.

Ал снял очки. Положив руки на столешницу, он наклонился вперед над приготовленными предметами, куда оставалось добавить фокусирующие объекты. С нетерпеливым лицом он протянул мне свой церемониальный нож.

— Другим можно? — спросила я, с отвращением глядя на кривое лезвие и изогнувшуюся в муке вокруг рукоятки голую женщину. Руки и ноги у нее были связаны, из раскрытого рта рвался крик.

— Нет.

Я медленно сделала вдох.

Сделай уже, сказала я себе, прикасаясь лезвием к пальцу.

— В магии не бывает «почти», — сказал Ал, и у меня прыгнул адреналин, когда он положил свою руку на нож и придавил его к моей. Я дернулась — рука вдруг стала теплой и скользкой. И сразу пульсом забилась боль.

— Ал, черт побери! — вскрикнула я, в ужасе глядя на окровавленную ладонь, на нож в другой руке, скользкий и блестящий. Крепче схватилась за рукоять. В испуге и гневе посмотрела на Ала, но у него рука была еще даже хуже: отдергиваясь, я его глубоко порезала. И большая часть крови на мне принадлежала ему.

Я так думаю.

— Я думала, твоя кровь уже не может быть точным фокусирующим объектом, — сказала я.

Демон оторвался от линий, прорезанных мной на его ладони, и поднял на меня глаза.

— Так и было — пока ты не обнулила ее вот этим своим удачным фокусом, — сказал он, держа руку над своим концом уравновешенной палочки. — Теперь все готово.

У меня сердце стучало, дрожащей рукой я положила нож.

Черная магия. Ну так сделай это. Заканчивай.

Дрожа внутренней дрожью, я подняла кровоточащую руку над палкой, несколько раз нажала на палец, и кровь потекла каплями. Ал сжал руку в кулак и пустил из нее красную струйку. Точно такие же три капли упали на конец палочки, и окровавленная ладонь разжалась.

Ал издал довольный звук, и запах жженого янтаря смешался с запахом красного дерева и дровяного дыма. Почти все.

— Заканчивай, — потребовала я, потом дернулась, когда он наклонился над столом и схватил меня за руку липкими кровавыми пальцами, наполовину выдернув из кресла. — Что ты делаешь? — спросила я с испугом и возмущением.

— Остынь, — сказал Ал, размазывая нашу смешавшуюся кровь по оставшейся свече. — Считай, что тебе повезло, что я не захотел плести совместное проклятие иным способом.

Он имел в виду секс, и я выдернула у него руку — но тут же он поймал ее снова и прижал к свече.

— Попробуй только! — окрысилась я. — Неделю будешь враскоряку ходить.

— В одну прекрасную ночь, ведьмочка, ты ко мне сама придешь, — ответил он и ничего больше не сказал.