Все еще притягивая меня через полстола, он улыбнулся и прошептал:

— Evaluago.

Я смотрела, не пытаясь выдернуть руку. Сердце колотилось, воск под нашими пальцами стал теплым. Это слово и должно было начать весь процесс, именно оно регистрирует проклятие и прикрепляет его. Рукой, которая касалась руки Ала, я ощутила отсоединение, будто пол из-под меня ушел. Закрыв глаза, я бы не могла сказать, окажусь ли я там же, если их открою, или потеряюсь в огромном, открытом, шепчущем пространстве собрания, где каждый говорит и ни один не слушает. Но на этот раз, когда слово Ала прозвучало в моей голове, было так, будто кто-то замолчал.

Ал поглядел сердито:

— Ты опознана. Именно поэтому я не хотел этого делать.

Он отпустил меня, и я отодвинулась. Тут же исчезло ощущение открытого пространства и головокружение. Я тут же подхватила белую ткань, которую раньше бросил в меня Ал, и как можно тщательнее вытерла руку. Потом бросила полотенце в огонь. Не оставлять же его валяться, если на нем и моя, и его кровь.

Тряпка занялась, и я ощутила, как проклятие в меня ввинчивается, проникает в кости, сливается со мной воедино. Перед глазами поплыло, я поняла, что вижу ауру Ала, не оскверненную и не измазанную тысячелетиями дисбаланса безвременья. Раскрыв рот, я перевела глаза с его ауры на мою, тоже видимую, пока мы творим проклятие. У Ала аура была сплошь золото. Пронизанная, конечно, красным и лилово-пурпурным, но золотая, как у меня. И как у Трента.

Увидев мое удивление, демон улыбнулся:

— Не ожидала? — спросил он ласково, сексуально понизив голос. — Забавно, как такие вещи получаются. Но они на самом деле ничего не значат. Если всерьез.

— Ну, да-а… — протянула я, поглядывая то на него, то на Пирса. Тот либо лежал все еще в отключке, либо притворялся. Когда я посмотрела на Ала, он глядел мне в глаза, и я похолодела, вспомнив, как он пробовал мою ауру, когда я сотворила заклинание, чтобы видеть мертвых. — Нельзя ли уже закончить? — спросила я, ощущая неловкость.

Кивнув головой, Ал протянул руку и просто повернул палочку на сто восемьдесят градусов.

— Omnia mutantur, — сказал он твердо.

Все меняется, поняла я, и моргнула, когда Ала затрясло. Он закрыл глаза, тяжело задышал, будто вынюхивая что-то в воздухе. Никогда не видела, чтобы он так закрывал глаза — заметны стали тонкие морщинки в уголках.

— Принимаю, — одними губами сказал он, но ни звука не издал.

Я вспомнила, как ударял по мне дисбаланс, когда я творила проклятие. Чертовски больно, пока его не примешь. Для Ала здесь боли не было — но он и не пытался от него уйти.

У меня только голова заболела. Глянув на Пирса, я тихо спросила:

— А метка?

Ал открыл глаза — сразу глядя на меня. Лицо его ничего не выражало.

— Ее больше нет, — просто сказал он, и радостная дрожь пробежала по нервам.

Отодвинувшись вместе со стулом, я стала ощупывать ногу.

— Я же сказал, что ее больше нет, — возмутился Ал.

— Я тебе верю.

Чувствуя, как колотится сердце, я сняла сапог, и он со стуком упал на пол. Сорвав носок, как змеиную кожу, я вывернула могу внутрь и вверх — слезы потекли теплой струйкой. Подошва была чистая и гладкая. Приподнятый перечеркнутый круг исчез. Исчез!

Неистово моргая, я улыбнулась.

— Нету ее больше! Получилось!

Я отпустила ногу.

— Тра-ля-ля, тра-ля-ля, — кисло отозвался Ал. — Перехитрила большого страшного демона. Поздравляю. Единственное, чем я еще могу спасти лицо — похитить несколько штук невероятно умелых лей-линейных колдунов. Класса ковена, да?

Моя бурная радость потухла.

— Ал, постой, — сказала я, становясь на ледяной пол и чувствуя, как холод пробирает меня вверх по позвоночнику. — Ты знаешь, что они со мной сделают, если ты появишься и попытаешься кого-нибудь из них похитить?

Я понимала и раньше, что такое возможно, но тогда вопрос стоял, я или они. В таких случаях я всегда выбираю «я».

Ал встал, подошел враскачку к Пирсу, посмотрел на него сверху, шевельнул носком ботинка.

— Ты знаешь, как редко призывает меня колдун класса ковена? Необученный, не знающий искусства сдерживания демона? Ковен убивает тех своих членов, что овладевают темным искусством — так ведь, Гордиан Натэниел Пирс? — спросил он лежащего без сознания колдуна. — Если ты можешь выбраться из их круга, я тоже смогу.

У меня лицо перекосило от тревоги, а он окутался пластом безвременья, и вдруг над Пирсом стояла я, куда как сексуальная и стройная в рабочей кожаной одежде. Волосы растрепаны, губы приоткрыты. Вот блин!

— Я Рэйчел Морган, — идеально изобразил мой голос Ал. — Я люблю черные трусики, фильмы-боевики и быть сверху.

Я стиснула зубы, думая, как же дорого мне придется расплачиваться за возвращенное имя.

— Если ты это сделаешь, с меня никогда не снимут бойкот, — сказала я, выворачивая носок на правую сторону.

— Мне на это глубоко и искренне плевать. — Снова в собственном виде, Ал повел плечами, будто поудобнее надевая собственную кожу. — Не знаю, почему ты на эту тему переживаешь, — добавил он, возвращаясь к столу и начиная собирать вещи. — Я тебе сказал, что здесь ты желанный гость. У тебя здесь уважаемое имя. Разве я не показал, что мы можем работать вместе? Что я держу свое слово?

— Только когда тебя к этому вынудят.

— Что здесь ты в безопасности и под защитой? — продолжал он, будто я и не говорила ничего, убирая пирамиду и закрывая буфет. — Почему ты упираешься, ведьмочка?

Я натянула носок, не поднимая глаз.

— Я не демон. Ты это сам сказал.

А вот Ли думает, что демон.

Он скривил губы в нехорошей улыбке, бросил в корзину использованные свечи.

— Восприятие — это все. Оно определяет, как с нами обращаются другие. Если достаточное количество народу думает, что ты демон, значит, ты демон и есть.

Подобрав ботинок, я посмотрела на Пирса и отвернулась. Мне не терпелось попасть домой, хотя оставлять Пирса очень не хотелось. Я за него не отвечаю, но это не значит, что мне нет дела. Я должна позвонить по телефону. Мой старый телефон все еще у кого-то из колдунов ковена, и не моя будет вина, когда кого-нибудь убьют или похитят, если я их предупрежу.

Или все-таки моя?

— Тебе и правда стоит остаться, — сказал Ал без нажима, сгребая пепел в предназначенную для него коробку. — Твои друзья все умрут.

— Но не сегодня, — ответила я, чувствуя, как растет во мне злость.

Ал повернулся ко мне:

— Не сегодня, — согласился он. — Но умрут в конце концов. А ты — нет. Теперь — нет. Если не будешь глупостей делать, конечно.