Нам предстояло многое обсудить. Но не сейчас.

Сейчас я подхватил её и бросился в свою спальню.

– Это сюда ты никогда не звал женщин? – усмехнулась она, с любопытством оглядываясь. – Почему?

– Потому что не хотел, чтобы кто-нибудь из них задержался надолго и испортил мои планы.

– А если я испорчу? – снова едва нахмурилась Эсмаилья.

– Ты – мой единственный план на ближайшую жизнь, – уверил я, укладывая её в кровать.

Внутри бушевали такие ураганы, каких там отродясь не бывало. Моя женщина. Моя истинная! Не представляю, как смог бы жить без неё. Мне не хватало её физически! Запаха, голоса, прикосновений. Чуть лукавой улыбки, даже наших споров!

Нет, я не хотел подмять её под себя, изменить, мне нравилось в ней всё. И то, как она слетела ко мне с лестницы, как прижималась, верила и ни в чём не упрекала – лишь убеждало, что мой выбор верен.

Кажется, я шептал всё это и всякие прочие глупости ей на ухо, не в силах держать эмоции и желания в себе. Жадно избавляя её от платья и себя от одежды, покрывая поцелуями белоснежную шёлковую кожу.

– У тебя был кто-то? – пробормотал, чувствуя, что нет – не было никого. Она только моя. И одновременно желая получить подтверждение от неё самой.

– Только ты, – шепнула она мне на ухо, вызывая ещё одну бурную волну во всём теле.

Только моя.

Знал, понимал, что за этот месяц, который мы не виделись, её организм не успел перестроиться, что я должен быть осторожным, почти как в первый раз. И в то же время не мог сдержаться, получая отклик от её тела, точно так же истосковавшегося по моему.

Столько страсти, столько желания, мы буквально слились в едином порыве. Эсмаилья обхватила меня ногами, всеми силами вжимая в себя, стискивая плечи, открываясь навстречу поцелуям.

Весь мир остановился и перестал иметь значение. Впервые за прошедший месяц я был полностью, безоговорочно счастлив.

Знал: что бы там ни случилось, я никому больше не отдам эту женщину. Никому не позволю сказать ни одного кривого слова в её сторону. Намекнуть, что союз с ней – мой позор.

Я и сам сын эльфа. И уважаю своего отца, даже несмотря на то, что он попал в плен к дроу и провёл там столько времени. И что его заставляли заниматься техномагией, создавать и совершенствовать «жуков» и «шершней».

Он сумел сохранить и передать мне множество секретов. И почти сбежал.

И мне есть, за что гордиться своей невестой. Женой.

– Ты выйдешь за меня замуж? – шепнул я.

Волосы рассыпались, накрыли её, смешались с её собственным серебристым потоком.

– По эльфийским законам мы уже женаты, – усмехнулась она, лукаво глядя на меня.

Я накрыл губами её губы, прошептал прямо в них:

– К оргам эльфийские законы. Я хочу, чтобы все знали, что ты – моя жена. Чтобы никто не смел усомниться или навредить тебе.

– Я не против сообщить всем, что Ночной принц Нарран де'Лавр теперь только мой, – засмеялась она.

– Только твой, – заверил я, не останавливаясь, ускоряясь, с удовольствием наблюдая, как затуманиваются её глаза, раскрываются в стоне губы.

– И я повыдираю волосы любой, кто решит прыгнуть к нему в койку и получить пресловутое удовольствие, о котором тут ходят легенды, – уверила Эсми.

– Легенды? – заинтересовался я.

В её глазах сверкнула такая решимость, что я усомнился в том, что сказанное – шутка.

И поспешил подвести её к наивысшему удовольствию, чтобы она и думать забыла о выдранных волосах или «легендах», которые, оказывается, успели завестись. Линда что-то разболтала, не иначе.

Впрочем, мне было слишком хорошо, чтобы думать об этом. И репутация не сказать, чтобы неприятная. Скорее наоборот. И я не дам повода Эсмаилье усомниться в ней или во мне!

Чем сейчас усиленно и занимался.

***

Она заснула. Расслабленная, уставшая, утомлённая, но со счастливой улыбкой на губах.

Какое-то время я лежал, сжимая её в объятиях, прижимая спиной к своей груди, вдыхая запах волос. Чертил пальцами узоры на коже. Наконец-то успокаиваясь, осознавая, что теперь она со мной. Навсегда.

Наверное, следовало обсудить вопрос ребёнка… но она знает, что у меня с этим проблемы. А насчёт влияния матери – я что-нибудь придумаю. Обязательно. Не позволю королеве мешать мне или становиться у меня на пути. Никому не позволю.

Метка обожгла вызовом Слоу, и я осторожно выпустил Эсми из рук. Прикрыл одеялом.

Отдыхай, любимая.

Оделся наскоро. Приставил самых надёжных дайтэ охранять.

Слоу сообщил, что привезли Гельри. Эльфы держали её в специальном заклинании, блокировавшем магию.

Ушастые совершенствуются, становятся всё более серьёзными противниками. Пожалуй, пора признать это. Не только бабочек они ловят и с птичками в садах поют.

И это одна из причин, почему я не стал заниматься обменом. Мне нужна была Гельри вот такой. Беспомощной и без магии. Прежде чем отдам её королеве, выжму всё, что надо мне.

Передав распоряжение ещё одному дежурному дайтэ, я поспешил к порталу.

Слоу встретил наверху, в специальной башне, отданной под магические камеры.

Узкие помещения, отделанные плотным железом – сквозь него намного сложнее проходить даже самым умелым дроу. И ещё некоторыми эльфийскими штучками, которыми они смогли наполнить свои темницы. Всё-таки очень старались от нас защититься.

И даже научились. Судя по Гельри, измождённой и уставшей, бессильно откинувшейся на не особо мягкой тюремной подушке.

Вокруг запястий вилась тёмно-сиреневая дымка, как и вокруг щиколоток, словно наручниками сковывая магию.

Моё эльфийское зрение позволяло увидеть у солнечного сплетения небольшой нарост, куда, похоже, и утекала вся её сила. Собиралась отдельно, и хозяйка не могла ею воспользоваться.

Несколько мгновений я наблюдал за сестрой из потайного хода, соображая, каким образом можно было бы снять эту магию. Вроде даже разобрался более-менее.

Поверх магической вилась вполне материальная цепь, сковывая движения. Дроу и без магии ловки и сильны.

Оставив Слоу пока в потайном ходу, я вошёл.

Гельри открыла глаза, глянула на меня. Попыталась подобраться, но сил явно не хватало.

– Ну как, союз с эльфами за моей спиной оправдал себя? – хмыкнул я.

Сестра глянула почти с ненавистью:

– Ты спас меня, или перевёз в другую темницу?

– Зависит от тебя, – отозвался я, пройдясь к узкому окошку под низким потолком, в которое били послеобеденные лучи.