Диомед начинает двигаться, сея вокруг смерть.

Он скользит вдоль передней шеренги бойцов Дидоны. Его владение телом так совершенно, что кажется, будто он принадлежит к совершенно другому биологическому виду. Созданному из ветра и гнева. Диомед уклоняется от двух ударов и срубает голову мужчине, которого назвал Аэвием, обменивается двумя ударами с коренастой женщиной, а потом выхватывает из-за пояса более короткий клинок, китари, вонзает его женщине в живот и наполовину вспарывает грудную клетку. Тело Аэвия ударяется о камень, а женщина стоит, пытаясь запихнуть кишки и брыжейку обратно в живот, а потом с булькающим криком падает на колени. В конце атаки Диомед сходится с Беллерофонтом. Я наблюдаю за ним с изумлением и бросаю взгляд на Кассия. Я думал, именно мой друг – величайший из ныне живущих фехтовальщиков-золотых. По выражению его лица я понимаю, что он и сам так полагал и что его самонадеянность разбилась вдребезги, когда Диомед начал свой смертельный танец.

От длинных клинков Диомеда и Беллерофонта – оба они намного искуснее, чем окружающие их люди, – летят искры. Потом противники расходятся. Остальные золотые окружают Диомеда, изготовившись приблизиться к нему с флангов, но тут его брат Марий неуклюже бросается вперед и вгоняет свой клинок в глазницу стройного нобиля. И получает рубящий удар по голове от Беллерофонта. Марий, потерявший правое ухо и едва не лишившийся глаза, отшатывается, как ребенок, которого ударил отец. На его лице расходятся края раны, будто открываются створки раковины. Беллерофонт убивает двоих телохранителей, а Диомед повергает на пол очередного противника. Вела, увидев, что остальные люди Дидоны вскидывают стволы, чтобы застрелить не защищенного доспехами Раа, собирается вступить в бой.

– Стоять! – кричит Дидона, не давая Беллерофонту с Диомедом зарубить друг друга.

Беллерофонт отступает к ней, настороженно наблюдая за кузеном.

– Ничья рука не коснется моего отца! – рычит Диомед.

Кольцо врагов вокруг него становится плотнее. Он не отрывает взгляда от Беллерофонта, самого опасного из предателей. Вела и Марий встают спина к спине в боевой позиции «гидра». По шее Мария потоком льется кровь. Он явно не воин и выглядит нелепо среди этих поджарых убийц, как стеклянная фигурка-переросток, пытающаяся танцевать с валунами. Несмотря на предыдущие трения, Диомед разворачивается так, чтобы защищать младшего брата. И направляет свое окровавленное оружие на мать.

– Ты готов убить собственную мать? – вскрикивает Дидона и проталкивается сквозь кольцо золотых к сыну, пока острие его клинка не упирается в ее правую грудь. Она налегает на клинок. Через рыжевато-коричневую броню проступает кровь. – Меня. Ту, что носила тебя в своем чреве. Выкормила тебя собственной плотью, собственным молоком. – Она подается вперед, и лезвие сантиметр за сантиметром входит в ее тело. – Ту, что привела тебя в этот мир.

– Довольно, – холодно говорит Ромул. – Ты впустую расходуешь нашу кровь. Пускай они берут меня. Мне нечего скрывать.

Лишь после того, как Ромул кладет руку на плечо Диомеду, его сын опускает клинок. Повинуясь указанию брата, Вела бросает оружие на землю. Как только остальные люди Ромула разоружаются, Дидона осторожно выходит вперед и связывает Ромула и его родню.

Все заканчивается так же быстро, как началось. Будь это заговор центра, Ромула и всех нас скосили бы от двери. Быстро и чисто, с возложением вины на других, дабы это принесло дальнейшую пользу, – так расправлялась с соперниками моя бабушка. Так она велела мне разбираться с моими.

Серафина входит в зал с копейщиками матери в тот момент, когда ее отца выводят. Она с глубокой печалью провожает его взглядом. Дидона склоняется над мертвыми золотыми, обмакивает палец в кровь каждого и проводит им по своему шраму – принятый на окраине знак уважения.

– Проследи, чтобы их отправили в пыль со всеми почестями, – говорит она своему копейщику. Затем поворачивается к дочери. – Серафина…

Женщины обнимаются.

– Скажи, что ты нашла его.

– Нашла. Ты мне говорила, что никто не пострадает.

– Диомед… – Дидона пожимает плечами, как будто это все объясняет.

Я встаю и прячусь за колонну. Кассий нерешительно присоединяется ко мне.

– Может, попробовать еще раз? – спрашиваю я.

Кассий кривится:

– Дай угадаю. Ты хочешь поговорить. Давай. Используй свой серебряный язык.

– С удовольствием.

Мы вместе выходим из укрытия. Женщины поворачиваются к нам. Солдаты Дидоны кидаются вперед с клинками наголо. Нас с Кассием снова бросают на колени.

– Ну вот мы и добрались до сути, – бормочет Кассий, когда его хватают за волосы.

– Бесславные гахья, – со смехом произносит Дидона. – Прячутся, как мыши.

Я смотрю на Серафину:

– У нас до сих пор не было возможности представиться. Я Кастор Янус. Это мой брат Регулус. Рад наконец-то познакомиться с вами. А теперь, если учесть, что я избавил вас от участи стать обедом из трех блюд для черных, не слишком ли грубо будет с моей стороны попросить вас о возможности вымыться?

– Они спасли мне жизнь, – весело говорит Серафина.

– Спасли тебе жизнь? – раздраженно переспрашивает Дидона. – Я не посылала тебя туда, будь ты из тех женщин, которых требуется спасать. Но все же… Добрые люди, поверить не могу, что мой муж не выказал вам должного гостеприимства. Мужчины окраины бывают так тупы! Прошу вас извинить его и позволить мне загладить оплошность.

Она приказывает своим людям расстегнуть наши намордники, достает из кармана на доспехах пакет из фольги с вафлями и ломает вафлю пополам, чтобы отдать нам. Она вкладывает кусочки нам в рот, но мы слишком обезвожены и не можем их проглотить, пока ее люди не подносят к нашим потрескавшимся губам фляги с водой.

– Отныне вы мои гости. А гостям не нужно становиться на колени.

27. Дэрроу

Дипгрейв

Мы несемся над бурным морем. Над Атлантикой бушует шторм, вздымая гороподобные волны, увенчанные пеной. Завывая от радости в интерком, Севро ведет свою эскадрилью через стену воды. Они похожи на морских львов. Их скафандры-скарабеи маслянисты, влажны и блестящи; упыри вьются над бурлящей водой и мчатся сквозь нее. Красные маячки мигают на каблуках гравиботов.

Я ныряю в волну – справа от меня Тракса Телеманус – и взмываю обратно к темному небу.

Положение изгоя, пребывающего вне закона, приносит ощущение освобождения. Октавия была права. Легитимность и власть сопряжены с тяжким бременем. Но и обретенная мной свобода тоже тяжела. Убив Вульфгара, я разжег в республике лесной пожар, который настроит общественное мнение против войны и моей жены. Даже неподкупный Караваль жаждет моего ареста. Весь последний месяц мы отсиживались на заброшенной военной базе в Гренландии, готовясь к этой