Недавно из Енисейска в узел связи Владиангарска пришла радиограмма, в которой докладывалось о прибытии в Тобольск карельского каравана с пленными шведами и финнами. Далее путь их лежал до Томского городка, где ожидалась зимовка. А после, по прибытии на Ангару, большую часть из них отправят на Селенгу, где немцы-каменщики заложили кирпичный цех да пробовали добывать и обрабатывать известняк. Скандинавов, таким образом, отряжали им в работники, ибо рабочих рук не хватало катастрофически — не изумлять же местных бурят предложением поработать с камнем? Таким образом, помимо русско-марийских поселений и курляндской деревни в скором времени на Селенге появится и шведская рабочая слобода, в будущем же обитатели ее будут распределены на другие объекты, дабы не создавать диаспору.

Дмитрий Андреевич Строганов, покинув границу вместе с Соколовым, отбыл на «Громе» до пристани, что стояла близ начинавшихся на Ангаре порогов. Там они и сопровождавшие их люди пересели в крытые повозки, называемые Соколом непривычным уху уральца словом «дилижанс». Помимо удобных сидений внутри в повозке были стеклянные оконца, подобные тем, что Дмитрий Андреевич наблюдал на пароходе. В свое прошлое посещение Владиангарска он видел этот корабль только издали, но именно тогда он был безмерно изумлен осознанием подобной возможности: виданное ли дело — идти судну против течения, без парусов, гребцов или бурлаков, тянувших бы его берегом. Конечно, ранее он слыхал об ангарских самобеглых лодиях. Да только слышать — это одно, а видеть самому — совсем иное. Рявкнув тогда же на тех своих спутников, что принялись, завидя сие чудо, креститься и бормотать о волшбе, он заставил их разом умолкнуть. Да, имея один такой корабль на Волге, можно и по Хвалынскому морю до самой Персиды ходить, не опасаясь лихих воровских ватаг. Ведь на каждом пароходе стоят пушки — пусть две, а ведь можно поставить и больше! А качество ангарских пушек, судя по приходящим с Варяжского моря вестям, свеи испытали на себе сполна. Кроме того, по бортам каждого корабля в уключинах пищали стоят, число их велико! И ведь с таким пароходом управляются лишь несколько стариков да дюжина юнцов безусых.

И вот, после цельной седмицы, проведенной на самобеглом корабле, потянулись долгие дни путешествия по берегу Ангары. По словам ангарского князя, пороги, кои приходится объезжать берегом, тянутся немногим менее чем на три сотни верст вверх по реке.

— Но будет время, мы тут самоходный паровоз пустим, — проговорил он Строганову.

— О чем ты? — удивился Строганов. — Паро-воз?

— Ага, — отвечал с улыбкой Вячеслав. — Как пароход сам по реке ходит, так паровоз сам себя по земле везет, да еще людей и грузы тянет.

Дмитрий Андреевич ничего не ответил, а молчал весьма долгое время, сквозь окошко глядя на сплошную стену таежного леса, что тянулся единообразным, бесконечным фоном.

— А веруешь ли ты в Господа нашего, Исуса Христа? — вдруг спросил он Соколова.

Тот, вместо ответа, молча достал из-под вязаного свитера нательный крестик.

— Видал уж, — вздохнул, кивая, уралец. — А веруешь ли ты? До сих пор ты ни единого раза не осенил себя крестным знамением… А людишки бают, ты и обрядов не ведаешь. Тако же и люди твои.

Строганов говорил негромко и беззлобно.

— А это оттого, что беспоповцы мы, — разведя руки в стороны, проговорил Владимир Кабаржицкий, сопровождавший старшего товарища в поездке. — Не было средь нас служителей церкви.

— Стало быть, правдивы те слухи, что об исходе новгородцев от гнева Ивана Великого говорят? — прищурил глаз Дмитрий Андреевич. — А попов средь них, стало быть, не было вовсе?

— Именно! — произнес Владимир, энергично закивав. — Так оно и было!

— Не переигрывай… — еле слышно процедил Соколов, усмехнувшись.

— Однако странен ты, княже, — продолжал рассуждать Строганов. — А мужиков почто жалуешь, будто они ровня твоим ближним людям? Балуешь…

— Это мое дело! — отрезал Вячеслав.

— Не серчай, княже, — опешил уралец. — Сам ведь прежде говорил, что можно о чем угодно говорить…

— И ты не держи обиду, — пошел на попятную ангарец, широко улыбнувшись. — А ласков я с ними оттого, что мои это люди, сограждане.

После сего Строганов снова счел за лучшее малость помолчать, а молчал он ровно до того момента, покуда не были встречены на дороге сибирские люди — тунгусы. Числом с дюжину, они все вместе работали на дороге, неподалеку от небольшого острожка, стоявшего на холме. Сибирцы под командой молодого тунгуса отводили воду из образовавшихся за последнее время луж, после чего засыпали ямы песком и мелким камнем. Вячеслав не преминул остановить свой небольшой караван и пообщаться лично со старшим среди работяг. После Вячеслав объяснил уральцу, что эти люди пришли к нему со средней Ангары, откочевав от чинивших своевольства казачков. Здесь они получили защиту, а отрабатывают ее, содержа в порядке участок дороги под руководством нескольких обученных в школах тунгусов из верхнеангарских родов.

— А воевода что? — поглядывая сквозь стекло на удалявшиеся стены острожка, спросил Дмитрий Иванович.

— Присылал радиогра… требование о возврате, — отмахнулся Кабаржицкий. — Но они приняты в подданство. А выдачи от нас нет.

— А ежели воровские людишки, а паче и изменщики государевы учнут к вам уходить?! — подался вперед Строганов. — Тоже не выдашь?

— Воров и изменников я к себе не пускаю, — спокойно пояснил Вячеслав. — А если обманом они проникнут, то выгоню их прочь. Откуда пришли.

— Хорошо, коли так, — тут же успокоился уралец. — Хорошо…

Вскоре его начало укачивать, и Кабаржицкий откинул гостю спинку кресла, чему тот не успел даже подивиться, провалившись в глубокий сон.

Ангарск встретил пришедший от Быковской пристани пароход холодным, пронизывающим до самих костей порывистым ветром, который гонял над рекой облака водной взвеси. По небу нескончаемым потоком плыли свинцовые тучи, нагоняя на людей тоску и дурное настроение, лишь изредка балуя кусочком чистого неба. Строганов, несмотря на отвратительную погоду, находился на палубе, пытаясь рассмотреть приближающуюся столицу Ангарского княжества еще с парохода. Облаченный в длинный, закрывающий всю фигуру кожаный плащ с капюшоном, он стоял нахохлившись и смотрел в подзорную трубу, опершись на леер. Плащ он решил снять позже, перед самым сходом на причал, оставшись в подбитом мехом кафтане.

Корабль приближался к берегу, готовясь к швартовке. До людей, бывших на палубе, уже долетала щемящая сердца первоангарцам мелодия марша «Салют Москвы» — пароход с Соколовым и его гостем под причальным навесом встречал почетный караул из местной народной дружины, на этот случай одетой в парадные мундиры, а также оркестр, составленный из молодежи. Покуда команда была занята швартовкой, Дмитрий Андреевич с немалым и неподдельно искренним интересом слушал залихватскую мелодию, так сильно отличающуюся от знакомой ему музыки. Потом уралец внимательно оглядел и дружинников. Настал момент сходить на пристань, и оркестр умолк, чтобы одновременно с чеканящим строевой шаг комендантом в блестящей кирасе грянуть «Встречный марш». Слушая торжественную мелодию, Строганов продолжал разглядывать мундиры воинов караула, юных музыкантов, а также их инструменты. Потрясенный непривычным сочетанием отточенной торжественности и лаконичной скромности церемонии, уралец не проронил ни слова за все то время, что он сошел на берег. Так же молча Дмитрий Андреевич сел в крытый экипаж, на котором они с Соколом отправились в кремль Ангарска.